Огни в ночи. Елена Крюкова

Куда небесный Лебедь летит, вытянув гордую шею? В какие времена? А может быть, в вечность, к богам? А человеку как достигнуть богов? А зачем? На что обречён человек? И… обречён ли?

      Может, это и есть наша судьба – принять и понять? Стерпеть и смириться?

      И разве не об этом говорил людям Христос?

      Тогда зачем же мы боремся? Зачем – бьёмся? Может, напрасно всё?

      Мужайтесь, о други, боритесь прилежно,

      Хоть бой и неравен, борьба безнадежна!

      Над вами светила молчат в вышине,

      Под вами могилы – молчат и оне…

      Да, всё-таки – борьба. Внутри истории, внутри дискретного времени – всегда борьба. Иначе, если ты отвернёшься, ляжешь, закроешь глаза и сложишь бессильные руки на груди, ты умрёшь прежде твоей смерти.

      ***

      Родное и чужое.

      Близкое и далекое.

      Зачем Бог показал ему чужбину?

      А как было любопытно вначале! Как интересно, радостно, роскошно! Загадочная Европа, сказочная Германия, зеленокудрявая Бавария, тут уже, гляди-ка, диво какое, растёт виноград и выделывают чудесное вино, а в мюнхенских кабачках подают такие пьянящие напитки, о, нет, атташе русской дипломатической миссии не должен себе позволять всяческие вольности, он должен утвердиться на службе, на таком с трудом выхлопотанном знатной роднёю месте, – а вечерами, о, вечерами опять поэзия, опять она… Читать, ночи напролёт: Гёте, Шиллера, Гельдерлина, Новалиса…

      Впитывать чужую культуру, как греческая губка впитывает морскую соль; как причастный хлеб впитывает вино, и ты с благоговением приближаешься ко Святым Дарам.

      Нет деления на чужое и своё в Космосе культуры. Шекспир жил вчера. Нет, он живёт сегодня. Гомер дышит, улыбается, поёт первую песнь «Илиады»: «Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…". Гёте, да ведь он идёт, ещё идёт по аллеям Теплица, ещё, старик, ведёт под руку юную возлюбленную свою, Ульрику фон Леветцов, а вы знаете, Ульрика родила ему, древнему старцу, ребёнка, правду говорят, седина в бороду, бес в ребро! А Вертер? А что Вертер? Он сам выбрал – никогда не стать старым. До старости юноше Тютчеву далеко. И Фридрих Шиллер – его ровесник – лишь вчера написал «Оду к Радости». Что напишет он? Что – он – уже сейчас! – пишет?

      Да о Родине он пишет, о Родине!

      На чужбине – всё о ней!

      Зима недаром злится,

      Прошла её пора —

      Весна в окно стучится

      И гонит со двора.

      И всё засуетилось,

      Все нудит Зиму вон —

      И жаворонки в небе

      Уж подняли трезвон.

      Зима ещё хлопочет

      И на Весну ворчит:

      Та ей в глаза хохочет

      И пуще лишь шумит…

      На чужбине одолевает тоска по Родине. Он тосковал по России тем сильнее, чем ярче, серьезнее и безусловнее становилась его дипломатическая карьера. Женщины? Все немки, все;