Йага. Колдовская невеста. Даха Тараторина

срывал ее вместе с мясом, обнажая кости, но она заливала его снова.

      «Не хочу! Не могу больше!»

      Он пытался вынырнуть из этой полноводной кипящей реки, но проклятье тянуло на дно. Оно отнимало воздух и давило на голову: подчинись! Растворись! Забудься! Нет тебя! Нет и не было никогда! Был только зверь!

      «Я здесь! Я настоящий! Я жил! Я буду жить!»

      Но в горле клокотала одна лишь тьма. Не слова, а рык рвался из нутра. Уже и не понять, о чем кричит молодец… Да и некому понимать. Он один в этом бурлящем потоке, нет ни острова, ни корабля. Никого рядом нет, да и не было с самого его детства. Один. Всегда один. И только проклятье следует за ним по пятам. Искру разума захлестнуло волною. Зашипело, угасая, сознание. Боль прорезала губы, изломила суставы. Не спрятаться от нее, не скрыться. Лучше уж и вовсе не противиться, пусть скорее все кончится.

      Вспыхнувший огонек помстился насмешкой. Нет в этой реке света, Рьян то точно знал. Но огонек не пропадал. Он держался совсем близко – руку протяни и коснешься. Молодец барахтался в проклятье, снова и снова терял пламень из виду, но тот ждал. Оставался рядом.

      «Помоги мне!»

      Черная жижа морщилась, отступала от света.

      «Вытащи!»

      Крошечный пламень… нет, не пламень. Листок дубовый. Сияющий каждой жилкой, плывущий по неспокойной смоляной реке супротив течения, он не тонул. И показался вдруг не листом – настоящей лодкой, плотом спасительным!

      Рьян потянулся к нему, а проклятье, почуяв, что добыча вот-вот вырвется, схватило его за ноги. Еще маленько! Еще самую капельку! Когда кончики пальцев коснулись пламени, стало невыносимо светло. Черная река вскипела, силясь выплюнуть жертву.

      И Рьян открыл глаза. Голова покоилась на коленях у лесной ведьмы. Та тихонько что-то напевала и перебирала его волосы. А потом улыбнулась, и улыбка ее будто бы ослепила молодца.

      – Что не сбежала? – первым делом спросил Рьян.

      – Отчего бы?

      – Ты же видела.

      Йага пожала плечами:

      – Я много чего повидала. И бегать приходилось нечасто.

      Молодец осторожно сел. Тело возмущалось, ныло. Как и всегда, когда проклятье брало верх. Рубаху изорвало в клочья, но что-то из одежды ведьма вроде успела с него стянуть – вон, лежит рядом, аккуратно свернутая.

      Пятно на щеке жглось уже от подбородка до брови. Плохо… До их темного закуточка доносился шум с площади. Болтали люди, зазывали к себе торговцы, глашатай перекрикивал гомон. Но никто не спасался в ужасе, не голосил как резаный. Пахло прелыми листьями и гнилыми яблоками – не кровью. Неужто зверь сжалился и не учинил расправу? Да и как сама ведьма уцелела?

      Рьян натянул на себя уцелевшую одежду. Порадовался, что сапоги колдовка вновь сберегла – новые все-таки. Хотел было объясниться. Перепугал же небось девку. Но та не требовала, вопросов не задавала. Когда же молодец устало опустился на землю и прислонился спиной к стене, коснулась его колена и сказала:

      – Такое, значит, у тебя проклятье.

      Не спрашивала, говорила спокойно и уверенно.

      – Такое…

      Теперь