Йага. Колдовская невеста. Даха Тараторина

Йага открыла рот:

      – Права была матушка. В городе и правда ничего хорошего. – Она высвободилась и пошла к дому. Тихо закончила: – Да и в людях тоже.

      И так вдруг стало горько молодцу! Так не по себе!

      – Постой!

      Йага встала, но не обернулась. Ну что тут скажешь?! Правда ведь лучше вовсе из леса носу не казать, чем на такое вот гулянье забрести! Он догнал ведьму и протянул ей сжатый кулак. Раскрыл пальцы.

      – Вот, возьми. Я их тебе покупал.

      Серьги сверкали алыми брызгами, почти такими же, как попали на лицо ведьме. Она покачала головой.

      – Возьми!

      Рьян сдвинул брови, упрямо подал серьги вдругорядь, а девка возьми да и хлопни его по ладони! Так и полетели сверкающие каменья в жухлую траву, там и сгинули.

      – Уходи, – велела она.

      – Вот еще! Сам решу, когда приходить, а когда восвояси собираться!

      С Йагой он бы, может, еще поспорил. Авось и доспорился б до чего. Но перед избушкой вдруг возникла Зорка. Прямо из ниоткуда: только что пустой пятачок двора был, и вдруг глядь – стоит! И смотрела она поверх плеча дочери на проклятого. Так смотрела, что хоть вешайся! Поняла…

      – Ходи в избу, доченька, – ласково позвала она, и Йага послушалась.

      Зорка ободряюще погладила ее по волосам, когда та проходила мимо. Когда же закрылась за Йагой дверь, вновь повернулась к молодцу. И у того ажно во рту пересохло. Воздух сгустился, потемнел. Старуха плыла по нему, как неотвратимая тень. Седые взъерошенные космы торчали в стороны, ровно ветром их подняло, глаза смотрели не мигая. Черные глаза, нечеловеческие, с золотым зрачком, какой встречается у диких зверей.

      Рьян не попятился. Не привык он пятиться. Грудью готовился встретить беду. И беда себя ждать не заставила.

      Р-р-р-раз! Свистнуло над ухом, мелькнуло что-то перед самым носом – и по лицу расплылась кровь. Три алые полосы разукрасили бледную кожу северянина. Рука Зорки, нечеловеческая рука, но и не звериная, осталась поднятой. Пальцы ее были темны, словно бы перьями покрыты, когти остры, как у птицы хищной.

      Рьян руду не стал утирать. Так и побежали горячие ручейки.

      – Я оплошал, – процедил он сквозь зубы.

      Что уж, взаправду он дел натворил, напугал девку. Но разве то его вина?! Нет уж, гнуть спину, кланяться, прощения просить, а тем паче пощады, он не станет!

      – Оплошал? Оплошал?!

      Она не кричала даже. Рычала так, что слов не разобрать. Опустила руку еще раз, готовая располосовать поганую рожу северянина. Но дважды Рьян себя задеть не дал: увернулся.

      – Оплошал, – повторил он. – Но зла не желал.

      Зорка не то оскалилась, не то улыбнулась. Заместо единственного желтого пенька во рту выросло два ряда острых белых зубов.

      – Не желал он зла, добрые боги! Он зла не желал! А принес в наш дом Лихо! Приволок на закорках и на печь посадил!

      – Я за ваши обычаи не в ответе. В ваших краях богам жертвы приносят, не в моих!

      Седые тонкие волосы стояли дыбом, точно саван