Свет матёрый. Андрей Лушников

тайна, великая тайна

      Над каждой болящей душой

      Свершается немногословно.

      За стенами монастыря

      Кончается обморок, словно

      От запаха нашатыря.

      Как будто у самого гроба,

      В святой покаянной глуши

      Отходит от сердца хвороба,

      Срываются путы с души.

      Недаром в измятом берете

      Просвечен зарёй силуэт.

      И светится в том силуэте

      Художник иль, может, поэт.

      Сутулится в том силуэте

      Печаль вековая Руси —

      Её в монастырь на рассвете

      Примчало шальное такси.

      И перед иконой Ахтырской,

      С горящей лампадой перстов,

      За древней стеной монастырской,

      Застыла она у крестов.

      Вдали от беспутных и чёрствых

      Дорожек-путей беговых

      Забыла все кладбища мёртвых

      На кладбище вечно живых.

      Поэту

      Твоя стезя течёт рекой.

      Ты лишь тогда живой,

      Когда ты держишь под рукой

      Суму и посох свой.

      А шарик голубой круть-верть.

      На нём навек, навек,

      Как в стену, в каменную смерть

      Вмурован человек.

      Ты в стену посохом ударь!

      Он выйдет из стены.

      На голове его – сударь,

      На теле – пелены.

      «Когда над мальчишкой бесчинствует ночь —…»

      Когда над мальчишкой бесчинствует ночь —

      Ему от обиды в груди горячо.

      Никто не желает ребёнку помочь.

      Лишь помочь одна – та, что через плечо.

      Когда у ребячества нет берегов,

      Несчастный старик, ты считай, что пропал

      В бесплодной равнине седых овсюгов,

      Где ночь холодна и остра, как металл.

      Когда успокоится жизни река

      И память уснёт на предплечье костра —

      То помочь одна – на груди старика,

      Хоть лямка его и туга, и остра.

      Он шепчет в ночи: «Не скрипи, старичьё!

      Пока не упрячут в надежный пенал —

      Господь ремешком тебя – через плечо!

      Чтоб ты так и знал! Чтоб ты так и знал!».

      «Художник чистый и пречистый…»

      Художник чистый и пречистый,

      А не какой-нибудь божок,

      И никакой герой плечистый,

      На землю высыпал снежок.

      Проснётся утречком сиротство —

      А мир уже под снегом нов.

      Из будки высунет юродство

      Мордаху сукиных сынов.

      Ведь знает всякий, коль из мрака

      Небесный сыплет оберег,

      Что волк матёрый не собака —

      Он пастью не хватает снег.

      То, что зверью, кому за двадцать, —

      Юродцу, кинику и псу,

      Подняв лицо, клыками клацать,

      Снежинки плавить на носу.

      С утра, не пивши и не жравши,

      Бежать по снегу кобелю

      И голосить, хвоста задравши,

      Что Бог сказал: «Всех убелю».

      Грешная

      по Блейку

      Вчера надежды были злы,

      У