Нетеатральный разъезд. В. Н. Симаков

перед его гением диктуют эти хлопоты..

      Натали. Спасибо… Сама я в ближайшее время ни на что не способна и не смогу туда поехать, хотя Александр Иванович и предлагал такой вояж.

      Жуковский. Я вас понимаю.

      Катрин. По-моему, все прекрасно разрешилось.

      Загряжская. Что ты нашла прекрасного? Человека не стало! И какого человека! Дети сиротами остались, у Натали вся жизнь сломана…

      Катрин. Натали еще молода, успеет замуж выйти. И надеюсь, не за такого непредсказуемого человека, как бывший…

      Натали. Катрин, не кощунствуй! Он еще не покинул этот дом, душа его здесь, он нас слышит… Простите, Василий Андреевич. (плачет, выходит из комнаты).

      Азя. До свиданья, Василий Андреевич… (уходит вслед за сестрой).

      Катрин. А я прощаюсь со всеми сразу… Жорж может жестоко поплатиться за дуэль, но ни от кого слова сочувствия я не услышала… даже от родных. (уходит из дома)

      Загряжская. Василий Андреевич, надеюсь, вы не станете обвинять Натали во всех смертных грехах.

      Жуковский. Избави бог:. Пушкин и на дуэль решился, чтобы отстоять свое и жены доброе имя. И наш долг – способствовать исполнению его желания.

      Загряжская. Я готова помогать, но мой круг общения невелик. Получается, что и этот труд на ваши плечи ложится.

      Жуковский. Понимаю и уже впрягся в эти заботы.

      Загряжская. Бог в помощь вам. И простите, если можете, племянниц моих. Они не интриганки, они глупы и наивны, да и света здешнего не знают. Сами не ведали, что творили…

      Жуковский. Они лишь жертвы чьей-то злой игры, направленной против Пушкина. Боюсь, в этой трагедии задействовано столько лиц. замешаны такие интересы, что сейчас не все скажешь и не всех назовешь…

      Загряжская. А когда будет время? Когда мы уйдем и наследникам останется только гадать, кто виноват? И будут врать, что им вздумается?

      Жуковский. Но вы же понимаете…

      Загряжская. Понимаю, что Пушкин был не ко Двору божьим помазанникам. А Нессельроде, Строгановы и другие, чувствуя эту неблагожелательность, сами пакостили и Геккеренов поощряли на пакости. А теперь широкие жесты делают, похороны с великой роскошью устраивают, чтобы менее заметны были их подлости.

      Жуковский. Не хотелось бы сыпать соль на свежую рану. Наш народ вы знаете: малейшей искры достаточно, чтоб занялся пожар. Горячие головы уже сейчас готовы бить окна в домах иностранцев и самих их растерзать. А кому это нужно? Уж точно – не нам.

      Загряжская. Народа своего мы боимся, и смелости у нас на искру не достанет. И что хаять иностранцев? Обидно, конечно, что упустила я из виду этого стервеца-ловеласа, как-то не подумала, что он, и женившись, не уймется. Но и мы… не умеем беречь своих людей, готовы съесть друг друга, особенно тех, кто лучше и талантливей нас.

      Жуковский. Мне остается только согласиться с вами, Екатерина Ивановна.

      Загряжская. Меня беспокоит, что Григорий взял опеку над семьей покойного. Он же их голодом морить будет, нищетой умучает