Распутник и чопорная красавица. Маргарет Мур

села за стол и сняла салфетку, накрывающую корзинку со свежевыпеченным, аппетитно пахнущим хлебом.

      Тем временем Маклохлан вольготно расположился на стуле. Вид у него при этом был чрезвычайно довольный.

      – Вряд ли вы читали роман, – заметил он, кивнув в сторону книги и намазывая маслом хлеб.

      – Заметки о закладных и векселях, – ответила Эзме, поднимая крышку с блюда, на котором оказалось темное, густое говяжье рагу с морковью, картофелем и густым соусом. Рагу пахло почти так же божественно, как хлеб.

      – Не может быть! И вы не заснули от скуки?

      – Мне нравится узнавать новое.

      – Что ж, всякое бывает, – заметил Маклохлан, накладывая себе рагу. – Говорят, некоторым нравится, когда им удаляют зубы…

      Эзме почувствовала себя задетой и решила ответить ударом на удар:

      – Да… а некоторым нравится напиваться в стельку.

      – Я к таким никогда не относился.

      – Правда? – многозначительно спросила она. Маклохлан с наслаждением набросился на еду.

      – Согласен, раньше я напивался, причем часто. Но отрицаю, что мне это нравилось.

      – Тогда зачем вы напивались?

      Он поднял на нее глаза и с обезоруживающей откровенностью ответил:

      – Чтобы забыть.

      Ей хотелось спросить: «О чем?» О семье? О прошлых ошибках? О какой-нибудь женщине? Но, если он снова ответит с такой же подкупающей искренностью, она уже не сможет относиться к нему по-прежнему…

      Маклохлан опустил голову и продолжал:

      – Я был дураком, страдающим жалостью к самому себе. Во всех своих несчастьях я винил других – картежников, которые выиграли у меня все деньги, так называемых друзей, которые бросили меня, когда у меня ничего не осталось. Отца, который никогда меня не любил, родственников, с которыми у меня не было ничего общего. Кажется, я обвинял даже мать – за то, что она умерла, когда я был маленьким. Гораздо легче обвинять других, чем признавать собственные ошибки. И вот однажды ночью я очутился на Тауэрском мосту – один, пьяный, без гроша в кармане. Я решил оказать всему миру услугу: прыгнуть в реку и не всплывать на поверхность. – Он вскинул голову и посмотрел ей в глаза. – Тогда-то меня и нашел ваш брат. Он узнал, что я в Лондоне, от одного из моих так называемых друзей, чьи дела он вел, и разыскал меня. Отвел в трактир, накормил ужином, сказал, что ему нужна моя помощь и он готов за нее платить… С тех пор я больше не напиваюсь.

      После неожиданного признания Маклохлана Эзме вдруг поняла, что ему трудно смотреть на нее. Она-то всегда считала, что он не ведает ни стыда, ни раскаяния за беспутную юность. Как она, оказывается, ошибалась! Эзме никак не ожидала от него столь искреннего сожаления. И все же ничего не смогла ответить, кроме тихого:

      – Вот как…

      Она боялась продолжать, боялась, что невольно признается… В том, что она никогда не видела таких превосходных финансовых отчетов… Что считает его потрясающе красивым… Что никто не умеет так заразительно смеяться… Что в карете ее охватило желание!

      – Закончили? – спросил