Три дома на Набережной. Ольга Ковалева

не видел её холодной и чужой. Она была рядом, теплой, нежной и радостной.

      Ну зачем он ляпнул эту дедушкину шутку. Зачем. И почему он не решился объясниться. Почему дал время развиться этой трещине, она же через его сердце пролегла, а за что? Даже мысли о свободе мелькнули.

      Да какая это свобода. Свобода, это когда можешь подойти к любимому человеку и поцеловать его или ответить на поцелуй, или вообще вовлечь во что-то яркое и безумное, потому что находишься в пространстве, которое называется любовью, взаимной любовью. Свобода в этом. Он же точно знает, что она есть между ними. А сам-то чего?

      Выскользнула из рук. Не оттолкнула, увернулась от объятий. А он так растерялся что не успел рассмотреть её лицо. Какой она была, когда увернулась от его прикосновений. Хотя она умела делать покерное лицо. С чужими, но не с ним. Вспомнил её вчерашний взгляд, её глаза. Чужие глаза. Кошки опять вцепилась в душу острыми зубами. Сейчас рвать начнут.

      Разве можно так, взять и все потерять.

      – Юля, пожалуйста!

      Он не хотел умолять и не хотел требовать. Строго сказал.

      И она сдалась, сдалась в надежде.

      – Ты же потом приедешь?

      Это была огромная петля, на которую можно повесить крючок, размером с полмира, и он накинул этот крючок.

      ‒ Я не смогу долго без тебя продержаться, Юль! Сразу после сдачи техпроекта, в тот же день я выеду к вам.

      И она сама к нему подошла. Подошла и обняла. Как всегда, это делала.

      ‒ Я буду ждать.

      И ему стало легче дышать и навалилось такое счастье.

      ‒ Я люблю тебя!

      ‒ Нам пора. А то опоздаем.

      В машине он положил её руку на подлокотник и держал всю дорогу. А потом у поезда целовал так, как будто навсегда и в последний раз.

      ‒ Скажи, что у нас всё хорошо.

      ‒ Я не знаю, Володя. Не знаю. Я сама хочу это услышать от тебя.

      ‒ У нас все хорошо, а у меня всё плохо. Ты уезжаешь и мне от этого плохо. Звони мне и телефон не отключай, я буду волноваться. Представляешь, я свой телефон сегодня забыл на работе.

       Соседка

      В купе сидела грустная девушка. Хорошенькая, юная и очень грустная. Подперла кулачком подбородок и грустила.

      ‒ А меня он не пришел проводить.

      ‒ А я час назад не хотела, чтобы он меня провожал.

      ‒ А я думала у вас всё хорошо. Вы так целовались. Я стояла и завидовала.

      В купе ворвался всклокоченный, с красным лицом громадный мужчина, совсем не юный паренек, который подошел бы этой печальной девушке.

      ‒ Ты что мне написала. Какой вагон?

      ‒ Третий.

      ‒ Ты написала восьмой, слепондюля!

      Юля вышла. Пусть грустная девушка попрощается со своим любимым. Хотя он так ей не подходил. Совсем не подходил. Да уж. И ненавидим мы, и любим мы случайно.

      Володя стоял у вагона и напряженно вглядывался в окно.

      Юля выскочила к нему обниматься и целоваться. Ей стало так тепло, только что было зябко, а сейчас, когда она его обнимает, ей тепло.