Ультрамарин. Екатерина Гордеева

веками отдыхал Алаин.

      Юноша поднялся со своего места и, разминая затекшие конечности, поглядел в окна. По сиреневому небу были размазаны светло-желтые облака, а ближе к горизонту – огненно-рыжие. Золотой диск солнца, окруженный красноватым сиянием, наполовину погрузился в морскую пучину.

      Люсу нестерпимо захотелось рисовать. Он повернулся к отцу и осторожно кашлянул. Алаин вздрогнул и открыл глаза.

      – Я хотел узнать, взял ли я с собой краски и бумагу, – проговорил юноша.

      Алаин потянулся и, зевнув, коротко бросил:

      – В сундуке лежат.

      Люс немедленно кинулся открывать тяжелую крышку.

      – А я уж понадеялся, что про краски ты не вспомнишь, – вздохнул Алаин.

      – Почему? – удивленно спросил юноша, но от сундука не оторвался, продолжая копаться в нем.

      Алаин подошел к буфету и достал из него круглую фляжку на цепочке. Сделав пару глотков, он ответил:

      – Не дело это для настоящего мужчины. Мне хочется, чтобы ты пошел по моим стопам, как я – по стопам своего отца, и всерьез занялся морской наукой. Рисованием на жизнь не заработаешь.

      – Мне казалось, ты был не против того, что я рисую, – произнес Люс. – Когда я был маленьким, ты всегда привозил мне в подарок новые краски, кисточки, бумагу.

      – Вот именно, что это было, когда ты был маленьким, – резко бросил Алаин. – Ты вступил в тот возраст, когда пора задуматься о будущем, и больше времени уделять настоящему делу.

      Люс вынул из сундука пачку бумаги и металлическую коробку, в которой обнаружились карандаши, кисти и краски. Он положил принадлежности на стол и, скрестив на груди руки, хмуро поглядел в окно. Говорить что-либо юноша не торопился.

      До шести лет, Люс, как и все мальчишки его возраста, у которых отцы или братья были моряками, тоже мечтал о море, кораблях, дальних путешествиях. Но после того как Алаин пропал без вести, эти мечты сошли на нет. И пока многие его одноклассники после уроков неслись в гавань, чтобы побегать по палубам кораблей, полазать по вантам и понемногу учиться нелегкому морскому ремеслу, Люс возвращался домой, к бумаге и краскам. Живопись помогала ему отвлечься от дурных мыслей, поразмышлять над проблемами. Любую свободную минуту Люс уделял своему увлечению.

      Одноклассники вечно подшучивали над ним, над его субтильным нескладным телосложением, ведь многие из них в свои тринадцать-четырнадцать лет были жилистыми, высокими парнями с проступающими мускулами (давали о себе знать тренировки на вантах). Они откровенно смеялись над его любовью к рисованию, дали обидное прозвище «маляр». Поэтому Люс частенько, защищая свою честь, приходил домой с синяком под глазом или с разбитым носом.

      «Возможно, если бы тогда отец вернулся домой, моя жизнь сложилась иначе?» – подумал юноша и вслух неуверенно произнес:

      – Наверное, еще не поздно вновь начать обучение морскому делу?

      – Вовсе нет! – Глаза Алаина радостно засияли, он убрал фляжку в буфет и сел напротив сына. –