Бесстрастный. Алекс Мара

и правилам. Дети должны рождаться в браке, а не вне его. Всякое случается, конечно, и тогда женщина, родившая тебе ребенка, должна стать твоей женой. А до свадьбы называть ее своей женщиной логично.

      Однако я здесь всего на несколько дней. Как он потом объяснит мое исчезновение и появление настоящей матери ребенка?

      Наверное, поэтому он увернулся от вопросов.

      Стою рядом с Доменико, удерживаю гордую осанку. Игнорирую любопытные взгляды, злые тоже. Многие считают, что я заставила Доменико пустить меня в дом, шантажируя его ребенком, и до сих пор надеются, что он выгонит меня пинком под зад.

      Толпа постепенно рассасывается, затихает.

      – Ровно в одиннадцать будет подана машина. Детское автомобильное кресло уже установлено, – говорит Доменико и уходит. На меня он не смотрит, но так как упомянул детское кресло, указания явно предназначались мне.

      Я осматриваюсь. Судя по спокойной реакции остальных, это его нормальное поведение. Типичная для него речь, тон, мимика. Вернее, отсутствие мимики.

      Мне никто не улыбается. Кроме Орсона, конечно, но его улыбка не стоит ни гроша.

      – Материнство тебе к лицу! – шепчет он и уходит вслед за боссом.

      Без минуты одиннадцать мы с малышом выходим на крыльцо. Это не свидание, чтобы опаздывать. Доменико уже ждет в машине. Большой. Черной. С тонированными стеклами.

      Водитель не смотрит в мою сторону. Полагаю, ему не разрешено.

      За нами едет вторая машина с охраной.

      По дороге малыш весело гулит, с любопытством глазеет вокруг и пытается ухватить Доменико за галстук. Тот задумчиво смотрит вперед, как будто забыл о нашем присутствии. Если он робот, то это многое объясняет.

      В Корстон мы не едем, хотя там десятки клиник, а направляемся в один из небольших пригородов. Это неудивительно. Разумный бунтарь решил не углубляться на территорию его папочки. Мне тоже не положено здесь находиться, однако в данный момент я Ада Томпсон, поэтому и спросу с меня никакого.

      В клинику мы заходим под прикрытием охраны, с черного входа и сразу в палату. Имен не называем. Пока я раздумываю, как бы на это отреагировала обычная девушка, не знакомая с жизнью синдиката, Доменико разговаривает с врачом. Наедине. На меня врач не смотрит, демонстративно отворачивается. Из осторожности? Считает меня женщиной Доменико?

      При виде врача, мужчины средних лет с буйной седой шевелюрой, малыш ведет себя более чем странно. Впадает в истерику, лягается и намертво цепляется за меня, как будто от этого зависит его жизнь. Никто из нас не может его успокоить. Врач с трудом осматривает его у меня на руках, потом они с Доменико уходят.

      Ребенок сразу затихает, кладет голову на мое плечо и жалобно всхлипывает.

      Он боится медработников? Его раньше лечили и причинили боль?

      Молодая медсестра приносит плюшевого медведя, играет с Нико, и он без слез и страха отправляется с ней на рентген. Странно.

      Доменико снова уединяется с врачом, а потом мы возвращаемся к машине. Его взгляд охватывает все вокруг, как камера. Несколько охранников стоят по периметру