Микроурбанизм. Город в деталях. Коллектив авторов

Расширение города или отдельных городских пространств может быть и гораздо более привычным и обыденным, как это показывает опыт городских “сумчатых” – пассажиров городского транспорта, чей багаж становится значимым продолжением тела и способом присвоения пространства (см. статью Александры Ивановой).

      Мы говорим о человечном, производимом городе, но, безусловно, осознаем структурные ограничения подобного производства – жесткость структур, затрудняющих возможность творчества и реинтерпретации, но не отменяющих их. По всей видимости, настала пора не только вслед за Мишелем де Серто признать возможность социального творчества[46], но и вслед за Тимом Крессвеллом поставить вопрос о пределах его влияния на городскую среду[47]. Одно дело – самозахват пространств и самозастройка городов (фавелы[48], нахаловки[49]), образующие собственные правила организации пространства и социальной жизни, и совсем другое дело – жизнь в уже созданных городах, с их множественными режимами ограничений, встроенными в материальную среду, закрепленными социальными нормами, символическим порядком.

      Разговор об ограничениях, накладываемых городской жизнью, требует от исследователя не меньшей виртуозности и чувствительности к нюансам, чем разговор о городских возможностях. Очевидно, что даже самые жесткие ограничения или системы контроля не могут претендовать на тотальность. В них непременно обнаруживаются расщелины[50], зазоры, “слепые пятна”, создающие возможности альтернативного использования. Такая пористость городской жизни хорошо известна исследователям советского города. Именно они обращали внимание на факт, что контроль даже в самых авторитарных системах не может быть ни круглосуточным, ни тотальным. Подвижность городской жизни также добавляет сложности анализу городских ограничений. Изменчивость точки отсчета и системы координат[51] затрудняет, но не исключает возможности идентификации ограничений и препятствий. Скорее она требует постоянного внимания исследователя к описываемой ситуации и ее контекстам, постоянного доказательства их действенности. Само исследование в этом случае подчиняется городским ритмам, приобретает чувствительность к постоянно происходящим в городе изменениям.

      Задача сборника – попытаться обозначить взаимосвязанность и взаимовлияние изменений и значимых городских контекстов, возможностей и ограничений. Мы полагаем, что именно в режиме взаимодействия и образуется ткань городской жизни, в частности, взаимодействия городских структур и отдельных практик горожан и сообществ.

      Изменения, привносимые горожанами, могут быть эфемерными – не оставляющими следов на городской поверхности, исчезающими спустя несколько секунд или часов. Эфемерность города удивительно точно схвачена Бредом Дауни – создателем скульптур из подручных

46

Де Серто М. Изобретение повседневности. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013.

47

См.: Cresswell T. In Place/Out of Place. Geography, Ideology, and Transgression. Minneapolis, London: University of Minnesota Press, 1996.

48

Perlman J. The Myth of Marginality: Urban Poverty and Politics in Rio de Janeiro. Berkley: University of California Press, 1976; Perlman J. Favela: four decades of living on the edge in Rio de Janeiro. New York: Oxford University Press, 2010.

49

Карбаинов Н. “Нахаловки” Улан-Удэ: гражданское общество на взлетной полосе // Неприкосновенный запас. 2005. № 6.

50

Де Серто М. Указ. соч. С. 69.

51

О подвижности и изменчивости пространства и его символических координат см.: Massey D. For Space. London: Sage, 2005.