Пищевая цепь. Адам Евсеев

голову. Небо успело посветлеть. Как же хочется услышать голос мамы… Но сотовая связь не работает, а мессенджерами она не пользуется.

      Наверное, это не по настоящему. Наверное, это сон и совсем скоро я вернусь в свое уютное, неспешное колесо из тяжелой дороги, бесконечного недосыпа и напряженной работы в колледже. Но проснуться не получается и, не подыгрыв внезапному кошмару, я следую распорядку дня, что давно заучен до автоматизма.

      Автобусы не ходят. К счастью, до электрички можно добраться пешком, миновав лесопарк и частные дворы – тихие, безлюдные места, что в темное время суток лучше обходить стороной. Но сегодня узкая, протоптанная в подножном месиве дорожка необычайно многолюдна и, задетая чьим-то плечом, я едва не ныряю в кучу почерневшего прошлогоднего снега.

      А на железнодорожной станции и вовсе скопилась чудовищная масса народу. Люди тащат огромные чемоданы и баулы, толкают перед собой нагруженные тележки, со всех сторон в уши врезается ругань и надрывистые рыдания маленьких и не очень детей. Протискиваясь мимо, кто-то больно бьет по ноге кошачьей переноской и переноска отвечает грозным шипением. Прости, котик, я не хотела.

      С каждым шагом все сложнее двигаться вперед. Нет никакой надежды протиснуться на перрон с моим хрупким телосложением, что уж говорить о возможности попасть в вагон?

      Но это и не нужно, поезда тоже не ходят.

      Кто-то в толпе уверяет, что имперская авиация разбомбила пути. Другой говорит, нет, вся железная дорога перенаправлена на нужды армии. Третий спорит: машинисты сбежали за границу, прямо на электричках. Забили вагоны своими родственниками, вещами, а оставшиеся места продали по тысяче долларов за штуку и сбежали за границу.

      Почему все эти люди остаются на станции? Не знаю, но идея не так уж плоха. В толпе, кажется, спокойнее и даже потное плечо стоящей по соседству тетки внушает чувство уверенности и защиты.

      Все равно возвращаюсь домой. Чуть-чуть постояв посреди комнаты, умываюсь холодной водой, пересчитываю деньги и продукты. На всякий случай повторяю процедуру еще несколько раз и, как оказалось, совершенно правильно: результат все время разный.

      Очередь к банкомату растягивается на много часов. Курс доллара кажется какой-то шуткой, но под табло я стою почти все утро, а смеяться так и не захотелось. За миг до того, как подходит моя очередь, в банкомате заканчиваются наличные. Секунду назад неопрятного вида мужчина смял в кулаке несколько купюр и вороватым шагом ускользнул в переулок, а мне уже не досталось ничего. Ну точно, это сон. Реальность просто не могла поступить настолько жестоко. А в магазине удается взять лишь пакет химозного хлеба для сэндвичей, да банку шоколадной пасты – последнее, что еще остается на прилавках.

      В который раз пытаюсь дозвониться до мамы. Уплетаю дюжину бутербродов с шоколадной пастой, достаю учебники, но, так и не открыв, следующие несколько часов кутаюсь в плед и бесконечно обновляю ленту новостей.

      В середине