Потомокъ. Князь мертвецов. Кирилл Кащеев

в спину вдавилось что-то острое, и каббалист, коленями стоя на нем и на Карташове, зачастил:

      – Omelasteb hanohkemah tte madaah rester Zeav…[1]

      Лапища голема замерла, задергалась рывками – туда-сюда… Окружающие их со всех сторон пылающие глазищи мигнули… еще мигнули… и еще… Замерцали быстро-быстро… Големы поводили головами, будто вслушиваясь в долетающие до них слова, потом начали едва заметно раскачиваться и наконец замерли. Огни в глазницах еще раз вспыхнули и стали затухать, как угли в камине, превращаясь в тусклые темные головешки.

      Неподвижные големы стояли кольцом вокруг насыпи, как громадные глиняные статуи.

      Бух-бух-бух! Последний голем вышел из темной степи, волоча за собой человеческое тело.

      Небрежно уронил его поперек насыпи и тоже замер рядом с товарищами.

      Каббалист судорожно захрипел и откатился в сторону, шумно дыша. Пахомов еще подождал мгновение, приподнялся, опираясь на дрожащие руки, взвыл от боли в плече и не сел, а скорее упал на зад. Протянул дрожащую руку к Карташову… Биение жилки на шее удалось нащупать не с первого раза и даже не со второго, пока, наконец, под пальцами слабо толкнулся пульс.

      – Шмуэль… Бенционович… – Слова из пересохшего рта выходили с трудом. – Вы… спасли…

      – Себя я тоже спас. – Раскинув руки, каббалист лежал на насыпи и глядел то ли в небо, то ли на неподвижно стоящих вокруг големов. – Они бы нас убили…

      – Кто… такие хоть? – выдохнул Пахомов и начал медленно подниматься.

      Брошенный последним големом труп лежал совсем рядом, от него остро и противно пахло кровью, и… как бы ни хотелось замереть и не шевелиться, но надо вставать и убираться отсюда. А еще где-то под насыпью лежит бедняга-сторож, и хоть надежды почти нет, но вдруг и он жив?

      – Узнаем, – прокряхтел каббалист и тоже с трудом поднялся. – Отпишем в главную контору, пусть разбираются, кто из соперников по железнодорожным подрядам на столь жесткие действия способен.

      – Не стоит. Писать, – глухим голосом откликнулся Пахомов. Он стоял над последним убитым и смотрел, смотрел… В голове вертелась всего одна мысль: «Теперь я понимаю, почему его голос казался мне знакомым!»

      Каббалист доковылял до Пахомова, ухватился за плечо – было больно, но инженер даже не дернулся.

      – Нам всем конец… – обреченно выдохнул каббалист.

      – Он сам… его люди первыми напали… – Пахомов понимал, что его слова звучат детским лепетом.

      – Кто нас станет слушать? – с безнадежной горечью ответил каббалист. – Особенно меня…

      – Значит… – Пахомов сглотнул. – Надо сделать так, чтоб никому ничего не пришлось объяснять.

      Они посмотрели на лежащего без сознания Карташова, на тела, разбросанные по насыпи, и кивнули друг другу.

      Глава 1

      Череп в зазеркалье

      – Сегодня самый важный день в моей жизни!

      Он посмотрел в зеркало и с нажимом повторил:

      – Самый

1

Предположительно (очень предположительно!) эта фраза произносилась при создании големов. Сейчас каббалист произносит ее наоборот: Veaz yetser haadam ett hamekhonah betsalemo (ивр.). – «Человек создал машину по своему образу и подобию». – Здесь и далее примеч. авт.