Пятое время года. Избранное. Ринат Валиуллин

Вчера, например, был в гостях. Её ноги гладили мои под столом, хотя рядом с ней сидел муж.

      – Хорошие ножки? – вяло поинтересовался Клим.

      – Понятное дело, раз я волновался.

      – А она?

      – Несмотря ни на что она рисковала.

      – У женщин это в крови, – искал нужный тюбик краски живописец.

      – Вместе с шампанским. А муж всё подливает и подливает, как масло в огонь.

      – Марк, знаешь ты кто? Ты неугомонный гормон, – заулыбался Клим. – Оргазм, ещё оргазм, а что дальше? – выдавил он из тюбика на палитру белую краску, добавил немного чёрной, помешал кистью, бросил это занятие и подошёл к столу.

      – Дальше мы пытаемся себя убедить, что не в этом счастье. Что счастье наше в любви, допуская, что даже настоящая любовь способна имитировать оргазмы, – достал ещё одну сигарету музыкант. – Ты что, против удовольствий, Клим?

      – Все удовольствия временны. Мы ищем их ненасытно в других, получаем и сваливаем. Для того чтобы получать постоянно, надо искать их в себе, – налил ещё по одной Клим.

      – Правильно, другие тоже люди, но искать в себе долго и скучно. Пока там доберёшься до истины, что же тебе действительно нравится. Потому что у себя не видно, а вот у других сразу замечаешь. Особенно недостатки, – взял Марк рюмку.

      – Неправда, я вот в тебе ни черта не замечаю, – улыбнулся Клим.

      – Ты исключение, поскольку друг. А настоящий друг – это человек, который прощает не только твои недостатки, но даже достоинства.

      Они чокнулись и выпили.

      Майя

      Мы вошли в тёмный прохладный подъезд, и она застучала каблучками по ступеням. Я шаркал сзади, ведомый игрой её тёплых бёдер. Пока поднимались, у меня затвердел. Подъём спровоцировал подъём. Вот и знакомая дверь. Запихнул ключ в скважину и открыл. Внутри пахло казеином и табаком. В коридоре было темно, я включил свет.

      – Обувь снимать не надо, – прошёл дальше в студию.

      – А что снимать? – улыбнулась Майя, следуя за мной.

      – Можно отбросить комплексы, – распахнул я небо, отдёрнув занавеску из старого холста.

      – Как лихо ты его раздел, я имею в виду окно.

      Балкон был открыт, словно художник только что вышел через него. Ветер начал жадно жевать занавески. Будто хозяин вот-вот может вернуться и отобрать лакомство.

      Периметр комнаты заставлен холстами, стоявшими некрасиво – задом к обществу. Чтобы не упасть, они облокотились на стены. В одном углу расположился старый диван с небольшим столиком, на котором, словно осколок натюрморта: два немытых стакана, пустая бутылка из-под коньяка и укуренная пепельница с останками долгой беседы.

      – Настоящая мастерская, – бросила куртку на диван Майя, а сама, побродив немного по комнате и выскочив ненадолго на балкон, припарковала свою чудесную попку на стул.

      – Удобно, – поправила она густую прядь чёрных волос, ещё больше открыв перспективы.

      Такая задница для любого стула будет удобной. «Сногсшибательная куколка», – устоял я на ногах, подумав так, и достал Мартини, сыр, ветчину, хлеб из сумки.

      – Трофейное, –