Беда. Амма Аччыгыйа

человеку выбраться из нелепого положения, в которое он сам себя поставил. Но увы, такого рода человек не всегда хочет воспользоваться предложенной ему помощью. И, все это сознавая и даже внутренне порицая себя, он будет утверждать, что его не понимают и более того – завидуют ему, а потому и преследуют.

      Фокин был именно такой человек. Когда к нему подошла Даша с кружкой воды в руке, он сделал вид, будто только что вспомнил давешний разговор:

      – Добрый день, кажется, они сказали… Но что, собственно, доброго принес нам этот день?

      – Давайте умываться, – спокойно сказала Даша, явно не желая вступать с Фокиным в спор.

      – Или самолет прилетел?

      – Не надо, оставьте это, Эдуард Леонтьевич, давайте умываться.

      – Нет, я хочу узнать, что именно доброго принесло нам это утро. Ну, скажем, вам лично что-нибудь принесло это утро?

      – Конечно, принесло. Ну, хотя бы самих этих ребят, – в голосе Даши появились сердитые нотки. – Вы будете умываться?

      – Буду, буду… Я еще не забыл, что по утрам умываются… Но почему я должен радоваться их приходу?

      – Меня вот обрадовал их приход!

      – Но я ведь не молоденькая девушка и даже не женщина, я…

      – Давайте умываться, – нетерпеливо повторила Даша.

      – Когда вы доживете до моих лет…

      – Если даже в два раза старше вас буду, – не дала ему договорить Даша, – я всегда буду радоваться каждому новому дню.

      – Молодец, Дашенька! – воскликнул Иванов.

      Даша хотела было отойти от Фокина, но восклицание Иванова будто остановило ее.

      – Нам сказали, что взошло солнце, – поучительно и серьезно заговорил Коловоротов. – Светлое солнце. Я и сам его видел.

      – Да-а?.. – с нескрываемой иронией протянул Фокин. – Точно взошло, да? И к тому же светлое, а не темное? Вот это новость! А ты случаем не ошибся? Выйди еще раз, посмотри хорошенько.

      – И воробьи пролетели, сказали нам, – голос Попова звучал поистине грозно. – Чем это не новость?

      – Сержант! – но тут Фокин увидел, что Даша отходит от него, и сразу забыл о Попове. – А вы разве не будете меня умывать?

      Даша умыла его, но, боясь, что она сейчас отойдет, Фокин торопливо заговорил:

      – Дарья, вы надеетесь прожить вдвое дольше меня? А я, признаться, думал, что никому из нас не прибавиться ни годочка.

      – Почему? – удивилась Даша.

      – Даша, иди сюда! – скомандовала Катя. – Хватит, надо прекратить этот разговор, – и с глубокой печалью в голосе она сказала Фокину: – Нехороший вы человек, Эдуард Леонтьевич.

      – Я не очень нуждаюсь в вашей оценке! Да и не вам меня судить.

      – Я присоединяюсь к мнению товарищей, – сказал Иван Васильевич, стараясь быть как можно спокойнее.

      – Я тоже…

      – Сержант!

      – Нехороший вы человек, вас прямо тянет ко всему недоброму, и мысли у вас недобрые… – Даша даже начала заикаться от волнения. – Вы нехороший человек, и предчувствия у вас нехорошие!

      – А я и не стараюсь казаться вам хорошим…