Золото Умальты. Ольга Погодина-Кузмина

артистов в их порыжелых тонких пальтишках, нелепую толстуху Розу, кучерявого режиссера с вечно детской улыбкой на румяных губах, Булыгин вздыхал. Вот ведь легкий народ, живут как стрекоза в той басне. Порхают, шутят, поют, а животы подвело с голодухи. А он, Булыгин, хлопотливый муравей, все суетится, рыщет по земле, ищет и тащит поклажу, которую и вынести-то может с трудом.

      Чем покорил ты меня?

      Я пред тобою без слов.

      Но чтобы жить для тебя,

      Жизнь начала бы я вновь.

      Софья напевала, глядя сквозь мутное стекло автомобиля, и Булыгин удивился странной рифме. Он ведь как раз думал о том, чтобы выйти из паев и окончательно расплеваться с компаньонами здесь, в Петрограде. Перестать выгадывать, обманывать, лебезить перед сильными мира сего. И новую жизнь начать в родных местах, на речке Бурее, где вся округа покорится его хозяйской воле.

      В ресторане было людно, пальмы в кадках украшали фойе, веселыми огнями блистали витражные окна. Обедала богатая публика, в том числе много военных чинов с дамами порядочного общества.

      Скрипач во фраке ходил между столами, извлекая жалобные звуки из своего инструмента.

      Актеры расселись за столом, робко поглядывая вокруг. Официант принес шампанского.

      – Хоть анекдот какой расскажите, – потребовал Булыгин, выбирая из меню чего-нибудь такого, чего еще не пробовал, но желал бы отведать. Все обрыдло, и не хотелось ничего.

      Виктор Буримэ с готовностью взялся рассказывать анекдот.

      – …Внутренний голос говорит ковбою: «Брось монету под куст!» Он бросает. «А теперь посмотри!» Смотрит – а под кустом лежит мешок золотых монет! Он обрадовался, схватил мешок и едет дальше. Подъехал к берегу моря. Внутренний голос ему говорит: «А теперь брось мешок в море с утеса». Ковбой думает: «Брошу. Наверное, выплывет десять мешков». Раз и бросил! А внутренний голос ему говорит: «А теперь посмотри, как булькнуло!»

      Буримэ сам засмеялся своей шутке, Смирнов-Вилюйский поддержал товарища сдержанным смешком. Режиссер, озабоченный новостями, сочувственно обратился к Булыгину.

      – Что же, Леонтий Петрович, деньжищи знатные!.. Или застраховано?

      Булыгин сжал кулак.

      – Где там, Мишель. Оказывается, чуть не месяц назад, в конце февраля, обоз не доехал. А мне сообщали, что все в порядке. Розыск послали, три трупа нашли. Чагин, проводник, раненый вышел к заимке, а обоза – как не было, пропал.

      – Жаль, жаль. Такие деньжищи! – с неискренним сочувствием все повторял Купер.

      Булыгин стукнул кулаком по столу.

      – Я золото свое верну! Я его нутром чую. Как мой папаша говорил: «Мы, Булыгины, на реке Бурее стоим да свой суд вершим». Сам поеду, в тайгу пойду и верну.

      Роза подняла стакан вина, лихо опрокинула. Сипловатым голосом обратилась к заводчику.

      – Леонтий Петрович, а правду говорят, что у вас там, в Амурской губернии, медведи по дорогам ходят?

      Булыгин скривился в усмешке.

      – Врут, мадам Роза. Нет у нас дорог.

      Артист Буримэ вдруг сложил руки в умоляющем жесте.

      – Леонтий