Кто стрелял в президента. Елена Колядина

что солнце вокруг земли крутится. А они ошибались. Значит, и про ноги ученые могут ошибаться. Через тысячу или сто лет все буду на руках ходить!

      – А что? – у Геннадия Павловича не было сил спорить с Любой. – Через тысячу может и будут…

      Люба смотрела на коляску, не видя ее. Потом встрепенулась: «А если этот закон только для земли справедлив? Значит, на другой планете он не обязательно должен выполняться?»

      «На какой другой планете? – запричитала коляска. – Ты на Марсе, что ли, петь вздумала?

      «А что? В невесомости ноги не нужны? Буду гастролировать по космическим станциям», – усмехнулась Люба.

      «Тогда ищи и учебник астрономии, – принялась иронизировать коляска. – Там карта звездного неба, дорогу смотреть станем. Вместо путеводителя астрономия нам будет».

      «Дай помечтать!» – воскликнула Люба.

      «Мечтай, Любушка, мечтай. Твое дело молодое, кому мечтать, как не тебе».

      «Я стану известной певицей, и тогда Николай сможет мною гордиться».

      «Ах вот почему ты засобиралась в Москву! – встрепенулась коляска. – Джип этот тебе голову задурил».

      Люба запрокинула лицо, зажмурила глаза и прижала руки к груди, обхватив себя за плечи.

      «Какой он красивый!»

      «Чего красивого? Темно-вишневый какой-то, – рассеянно пробурчала коляска. – Я понимаю, «атлантик лазурит» или зеленый цвет. Мелкими розочками мне нравится, купоном по низу. А тут – бурый».

      «Какой у него запах… – Люба понизила голос. – Я с ума сойду от его запаха!»

      «И какой такой запах? Бензином несет, пылью, резиной немытой. Тьфу!»

      Люба и коляска перешептывались полночи. Надежда Клавдиевна и Геннадий Павлович тоже долго не могли угомониться. В первом часу Надежда Клавдиевна скомандовала:

      – Ладно, что из пустого в порожнее переливать. Поезд по нечетным проходит, значит, послезавтра.

      – Теперь уж завтра, – поправил Геннадий Павлович, поглядев на часы.

      – До послезавтра, – Надежда Клавдиевна пыталась выгадать день до расставания. – Николай придет, все обговорим, паспорт у него посмотрим, прописку. Пусть расскажет, какие у него планы на серьезные отношения. А то дак я еще Любушку и не отпущу!

      – Верно, – согласился Геннадий Павлович. – Поглядим паспорт.

      – Давай укладываться. Любушка спит давно, небось, мешаем ей, – проговорила Надежда Клавдиевна, замахнувшись на комара.

      Около пяти часов утра Люба осторожно подъехала к комнате родителей. Они спали на разложенном диване. Над диваном висел ковер, а на ковре – фотография размером с телевизор пятилетней Любы с капроновым бантом на полголовы. Геннадий Павлович самолично увеличил и приклеил фотографию на кусок фанеры и покрыл лаком. На лбу Геннадия Павловича, около волос, сидел комар с раздувшимся рубиновым, как плодово-ягодное вино, брюшком.

      – Кыш! – шепотом сказала Люба. – Пошел вон!

      Комар поопористее расставил лапки и покосился на Любу.

      – Мамочка, папочка, до свидания! – еле слышно прошептала Люба и тихонько прикрыла