Хроника гениального сыщика. Артур Кангин

и забыли о медведе-мотоциклисте. Так, забавная новость, не более этого. Да тут из Старого Света в Россию хлынул поток беженцев. Французы, англичане, голландцы, немцы…

      Они бросали дома и нажитое имущество. Увольнялись с высокооплачиваемой работы и устраивались в Воронеже, Суздале, Магадане доярками, сторожами и плотниками… Многие из них бомжевали. И были безмерно счастливы!

      – Натягивайте, Петечка, свои пятнистые штаны, – Рябов передернул затвор именного браунинга. – В Европе, видимо, коллапс. Не будем отсиживаться.

      Прибыв в Париж, мы сразу же отправились под ближайший мост через Сену. К клошарам. Так зовут французских бродяг. Они всегда в курсе последних событий.

      – Почему соотечественники бегут в Россию? – заиграл хитрыми морщинками пожилой клошар. – Нальете рюмочку?

      Я протянул бродяге серебряную фляжку водки «Солнечный Магадан» и папиросы «Прима».

      – Ого! – бомж с наслаждением понюхал папиросу, сделал жадный глоток из фляги. Расплылся в улыбке и сказал на ломанном русском: – Забирает!

      – Так почему? – со сталью в голосе спросил Рябов.

      Бомж лишь жадно присосался к сосуду.

      Я отобрал у него флягу, сделал щедрый глоток. Утренний промозглый туман пробирал до костей.

      – Петя, не увлекайтесь, – строго глянул Рябов.

      Я вытер губы и крякнул.

      – Буря! Скоро грянет буря! – по лицу клошара разлился алкогольный восторг.

      – В смысле?

      – Революция! Мишка со знаменем – гонец красной России.

      – У нас же капитализм? – брови Рябова поползли на лоб.

      – Вы это бросьте… – засмеялся клошар, отобрал у меня фляжку и разом осушил её до дна.

      – А зачем бежать к нам? – опешил я, акушер второго разряда, Петр Кусков.

      Бомж фыркнул:

      – Если революция победит, то будет только и жизнь, что в России.

      – А бродяга-то прав, – прошептал Рябов, когда мы покинули лежбище под мостом. – На каких же географических пространствах Европы сейчас катается наш мишутка?

      – Вот уж, действительно, «Превед, медвед!» – нахмурился я. – Давайте, почитаем желтую прессу.

3.

      Мишка оказался в Берлине, подле Рейхстага.

      С красным знаменем у столь исторического места он напоминал старожилам весну 45-го. Единственное отличие, вместо канонады приветственные крики молодых и не очень немцев.

      Мы с Рябовым вышли на тропу войны, запеленговали медведя и набросили на него титановую сетку.

      Косолапый разорвал её, будто бы марлю.

      Тогда мы вогнали в таежного бродягу слоновью дозу снотворного, а тот и глазом не повёл.

      Отчаявшись, Рябов разрядил в мишку всю обойму именного браунинга.

      Топтыгин только усмехнулся.

      – Что-то, Петечка, здесь не так… – Рябов в смущении кусал губы. Никогда мне еще не приходилось видеть сыщика столь растерянным.

      Топтыгин же, нарезав еще пару кругов у Рейхстага, укатил в рабочие окраины.

      – И как нам