Князь советский. Эльвира Барякина

голос. – Долой оппортунизм и раскол в партии!

      – Ура-а-а! – нестройно подхватили его товарищи.

      Со всех сторон к ним ринулись милиционеры.

      Нина подняла камеру и сделала снимок. Иностранцы вокруг нее тоже защелкали фотоаппаратами.

      – Нельзя снимать! Прекратите! – заорал кто-то.

      Перепрыгивая через две ступеньки, на трибуну взлетел Алов. Его блуждающий взгляд остановился на Нине.

      – Не снимать! – рявкнул он и вырвал у нее фотокамеру.

      – Вы что делаете?! – позабыв об осторожности, ахнула Нина. – Отдайте!

      – Ты русская, что ли? – Алов схватил ее за плечо. – Ты как здесь оказалась? Ты кто вообще такая?

      Нина вырвалась и, не помня себя, побежала вниз.

      – Держите ее! – крикнул Алов, но милиции было не до Нины: перед Мавзолеем завязалась ожесточенная драка.

3.

      Нина целый день бесцельно бродила по городу, не зная, куда податься. Возвращаться в номер было нельзя: чекисты наверняка уже вычислили, кто она такая и где живет. В глазах ОГПУ белогвардейская дамочка, снимавшая выступление троцкистов, могла быть только шпионкой, и Нину ждал неминуемый арест.

      Магду было жалко: как она будет обходиться без камеры и без переводчицы? К тому же Алов наверняка будут допрашивать ее насчет Нины. Дай бог, чтобы ее саму не заподозрили в шпионаже!

      Оказалось, что пока на Красной площади проходил парад, в городе начались волнения: сторонники Льва Троцкого передрались с милицией и внедренными в праздничную толпу провокаторами. У Елоховского собора вся мостовая была залита кровью: там дружинники напали на колонну оппозиционеров и жестоко избили их.

      Из столицы надо было бежать, и Нина решила, что купит билет до станции, до которой хватит денег, а там на месте разберется, как доехать до Владивостока. Но на вокзале ей сказали, что на ближайшую пару месяцев билеты распроданы.

      Нина вышла на площадь и села в первый попавшийся трамвай. Куда теперь ехать? Где ночевать? В парке на лавочке? Если удастся найти угол, то скопленные деньги уйдут меньше, чем через месяц. А дальше что?

      – Товарищи, за проезд передаем! – надрывался кондуктор, продираясь сквозь плотный строй пассажиров. – Билеты – восемь копеек.

      Нина сунула руку в карман и похолодела – кошелька в нем не было.

      Держась за ременную петлю, кондуктор навис над Ниной.

      – Ну что, за проезд платить будем?

      – У меня кошелек украли…

      Он грубо схватил ее за воротник.

      – Тогда слазь с трамвая! А то ишь – барыня выискалась: как в парче-бархате ходить – она первая, а как за билет платить – так у ней копейки не допросишься!

      – Да она, чай, с любовником поссорилась, – усмехнулся стоявший рядом голубоглазый красноармеец. – Она ему не дала, а он ей тоже не дал… в смысле денег.

      Пассажиры засмеялись.

      Нина протолкалась к выходу и, когда трамвай замедлил ход, спрыгнула с подножки в грязь.

      Уже стемнело.