Королева Марго. Александр Дюма

той любви ко мне, во имя которой вы раскрывали мне козни короля против меня и моих сообщников.

      – Тогда король представлял силу, а вы слабость. Теперь слабая сторона – Генрих, а сила на вашей стороне. Как видите, я продолжаю играть все ту же роль.

      – Но перешли из одного лагеря в другой.

      – Я получила на это право, когда спасла вам жизнь таким же способом.

      – Хорошо, мадам! Когда любовники расходятся совсем, то возвращают друг другу все свои взаимные дары; поэтому и я при первом случае спасу вам жизнь, чтобы не быть у вас в долгу.

      Вслед за этим герцог раскланялся и вышел, а королева не шевельнула пальцем, чтобы его остановить. В передней герцог встретился с Жийоной, которая и проводила его к окну в нижнем этаже; во рву нашел он верного пажа и возвратился с ним домой.

      Маргарита, задумавшись, сидела у открытого окна.

      – Хороша брачная ночь! – прошептала королева. – Муж сбежал, любовник бросил!

      В это время на той стороне рва, по дороге от Деревянной башни к Монетному двору, шел, подбоченясь, какой-то школяр и пел:

      Почему, когда на грудь

      Я хочу к тебе прильнуть

      Иль когда, вздыхая тяжко,

      Я ищу твои уста,

      Ты обычно и чиста,

      И сурова, как монашка!..

      Для чего тебе беречь

      Белизну точеных плеч,

      Этот лик и это лоно?

      Для того ли, чтоб отдать

      Всю земную благодать

      Ласкам страшного Плутона?..

      Дивный блеск твоих ланит

      Зев могилы поглотит;

      Но когда и за могилой

      Встретиться придется нам,

      Знать никто не будет там,

      Что была моей ты милой!

      Так не мучь, и не гони,

      И скорее протяни,

      Протяни свои мне губки,

      А не то – пройдут года,

      Пожалеешь ты тогда,

      Что не сделала уступки![1]

      Маргарита с грустной улыбкой прислушивалась к этой песне; когда же голос школяра замер вдали, она затворила окно и кликнула Жийону, чтобы с ее помощью раздеться и лечь спать.

      III. Король-поэт

      Торжества, балеты и турниры заняли все следующие дни. Сближение двух партий продолжалось. Двор расточал ласки и любезности, которые могли вскружить голову даже самым ярым гугенотам. На глазах у всех старик Коттон обедал и кутил с бароном де Куртомер, а герцог Гиз и принц Конде вместе катались по реке на лодке в сопровождении оркестра.

      Карл IX как будто расстался со своим обычно мрачным настроением и не мог жить без своего зятя Генриха Наваррского. Наконец королева-мать обрела такую жизнерадостность, так прилежно занялась вышивками, драгоценными уборами и перьями для шляп, что даже потеряла сон.

      Гугеноты, немного развратившись в этой новой Капуе, стали надевать шелковые колеты, вышивать девизы и не хуже католиков гарцевать перед заветными балконами. Во всем была заметна перемена, благоприятная для реформатского исповедания, – казалось, сам королевский двор собрался

1

Стихотворные тексты в романе переведены А. Арго.