Создатель Лун с иллюстрациями Сантьяго Карузо. Роберт Чамберс

спустился в сад и уселся на стул под фиговыми деревьями.

      – Где она может быть? – задумался я.

      Малыш бочком подкрался ко мне в поисках утешения, и я простил его ради Лис. Он сразу оживился и принялся прыгать.

      – Ты, прыгучий бесенок, – проворчал я, – что на тебя сегодня нашло? Если еще раз удерешь, получишь заряд дроби под хвост, чтоб веселее бежалось.

      До сих пор я едва осмеливался думать об ужасной галлюцинации, жертвой которой стал, но теперь наконец решился посмотреть правде в глаза, слегка покраснев от стыда при мысли о своем поспешном отступлении.

      – Подумать только, – произнес я вслух, – я и впрямь поддался на эти бабушкины сказки Фортена и Ле Бьяна и увидел то, чего не было! У меня сдали нервы, как у школьника в темной спальне.

      Теперь-то я понял, что принимал за череп обычный круглый камень и вместо самого черепа столкнул в яму пару булыжников.

      – Да, нервы у меня ни к черту! – продолжал я. – Должно быть, печень шалит, коль скоро мне такое мерещится. Ну да ничего, Лис скажет, что мне принять.

      Еще некоторое время я огорчался, досадовал и стыдился, с отвращением думая о Ле Бьяне и Максе Фортене. Но в конце концов перестал строить догадки, выбросил из головы мэра, химика и череп и задумчиво закурил, глядя, как солнце клонится к водам океана. Когда над волнами и вересковыми пустошами сгустились сумерки, сердце мое наполнилось мечтательным, беспокойным счастьем – счастьем того рода, которое известно всем, кому довелось полюбить.

      Пурпурный туман медленно растекался над морем; скалы потемнели; лес тоже окутался мраком.

      Внезапно небо над головой вспыхнуло прощальным заревом – и мир снова просиял.

      Облака один за другим впитывали розовый отсвет; скалы раскрасились этим удивительным оттенком; болота и пастбища, вереск и лес горели и трепетали нежным румянцем. Порозовели белоснежные крылья чаек, круживших над песчаной косой; морские крачки скользили по глади медленной реки, пронизанной до безмятежных глубин теплыми отблесками облаков. Защебетали птицы, уже задремавшие было в кустах живой изгороди, а вдалеке, на мелководье, сверкнул серебристым боком лосось.

      Нескончаемый рокот океана только подчеркивал тишину. Я сидел неподвижно, затаив дыхание, словно слушатель, внимающий первым глухим раскатам орга́на. Внезапно покой разорвал чистый свист соловья, и первый лунный луч посеребрил пустыню вод, затянутых туманом.

      Я поднял голову. Лис стояла в саду, прямо передо мной.

      Мы поцеловались, взялись за руки и стали прохаживаться по усыпанным гравием дорожкам, глядя, как лунные лучи искрятся на песчаной косе, а полоса прибоя отступает все дальше и дальше. Широкие клумбы белых гвоздик дрожали от белых мотыльков, порхающих над ними целой стаей; октябрьские розы благоухали, наполняя соленый ветер тонкой сладостью.

      – Милая, – сказал я, – где Ивонна? Она пообещала, что будет с нами на Рождество?

      – Да, Дик, она сегодня подвезла меня домой из Плугара. Шлет тебе свою любовь. Я не ревную. Как