Последняя проделка Ходжи Насреддина. Геннадий Киселев

Ходжа. – Я всё скажу, о справедливейший из справедливых вершителей правосудия. Прогуливаясь вчера вечером со своим другом, я увидел валяющегося на земле пьяного человека в этой замечательной одежде. Я растерялся. Мог явиться вор, который наверняка позарился бы на это драгоценное одеяние. Я снял с него халат. К сожалению, было темно, я не разглядел его лица. Наутро, надев халат, я пошёл по кишлаку, интересуясь у каждого встречного, не ему ли принадлежит спасённая от грабителя одежда. Желающих признать мою находку своей вещью не нашлось. Но, раз уважаемый кази утверждает, что халат принадлежит ему, я готов вернуть его законному хозяину. Надеюсь, он не забудет моей скромной услуги, – лукаво улыбнулся Ходжа Насреддин.

      А надо сказать, что на это судилище собрались все жители кишлака во главе с местным имамом.

      Кази побелел, потом посерел и отчаянно замахал руками.

      Если слух о его непотребстве дойдёт до верховного муфтия, он лишится не только должности, но и головы. Наказания за употребление мерзопакостных напитков во владениях великого эмира были весьма суровы.

      Едва ворочая языком, он просипел:

      – Я разобрался в этом запутанном деле. Ходжа Насреддин снял халат с какого-то случайно забредшего в наши края гуляки.

      Добропорядочные жители кишлака опустили головы, дабы кази не увидел их улыбок. Ещё оштрафуют на сотни монет за неуважение к закону… Им-то хорошо был известен этот «неизвестный гуляка».

      – Думаю, – кази прочистил горло, и его голос загремел праведным гневом, – тот давно уже покинул наши края. Пусть достойный житель нашего кишлака носит этот халат. Что до штрафа, который я случайно взыскал с него, разбирая тяжбу с Абдуллой, каюсь. На меня нашло затмение, и я вынес несправедливое решение. Поэтому постановляю: взыскать с подлого клеветника штраф в двести таньга и вручить их досточтимому Ходже Насреддину.

      Абдулла, поспешивший вместе со всеми на судилище, рухнул как подкошенный.

      – Убрать его! – брезгливо произнёс кази. – Бросить в яму!

      Стражники поспешно утащили почти бездыханное тело.

      Разумеется, Ходжа и не думал щеголять в этом треклятом халате. Он тут же сбыл его в цыганском таборе, расположившемся на окраине кишлака.

      Тёща, наученная горьким опытом разглашения заработков зятя, на сей раз прикусила язык.

      А вот над этим я как раз и размышляю

      Эту историю мой друг Исфандияр поведал мне без всякого удовольствия.

      – С сожалением вынужден тебе сообщить, – вздохнув, начал он, – что свалившиеся с неба деньги исчезли из бездонных карманов Ходжи Насреддина так же неожиданно, как и появились. За балагуром и неунывающим насмешником числился грешок. Он любил иногда поиграть в кости. Большого навара это занятие ему не приносило. И, проиграв однажды заработанные праведным трудом (что с ним случалось довольно редко) четыреста таньга, он поклялся никогда больше не предаваться этому манящему пороку.

      Дальше мне приходилось буквально тянуть из него каждое слово. Посему я ограничусь