Ольга Яковлева. Сергей Иванов

всяко, дружок, бывало. В одной школе не удержался, из другой я сам его счёл за благо взять. А уж в третью… Видишь, даже учительствовать пошёл! Нужно ведь, чтоб за мальчишкой глаз был! – Это последнее он сказал особым строгим голосом, словно убеждал кого-то.

      А Ольга прямо рот раскрыла от удивления. Три школы переменил! Это же кому скажи – ну хулиган, да и всё! Буквально Бармалей какой-то! А ведь Огоньков… Если кое на что внимания не обращать, он же, можно сказать, просто хороший!

      Но старик ботаники её по-своему понял. И стал говорить про своё личное, а не про Генку.

      – А что ж, Оля, – начал он решительно, опять с кем-то споря, – мне было почти семьдесят, когда я ушёл из института. А ведь это возраст… Возраст!

      – Разве вы не в школе работали?

      – Ну конечно, нет! – Он усмехнулся. – Вот ты какая чудачка!

      Ольга засмеялась. И старик ботаники вслед за нею. Так они и смеялись, глядя друг на друга. Огоньков услышал их, обернулся и крикнул:

      – Вы чего грохочете?

      Старик ботаники рукой махнул:

      – Да нет, ничего! Оля решила, что я учитель, что я… в школе работал!

      – А-а, – кивнул Огоньков значительно. – Дети есть дети.

      Ольга сразу замолчала. Во-первых, она не потому вовсе смеялась! Ну и был бы он учителем, что ж тут смешного-то? Ей слово показалось смешным – «чудачка». Так её вроде никто и не называл никогда. А Генка уж сразу хвост распустил, как индюк: «Дети, дети!..» Сам-то он кто?

      Но вслух она ничего этого говорить не стала. Потому что как начнёшь свою правоту доказывать, так ничего хорошего и не получится, одна ссора…

      Потом, когда старик ботаники, встав на колени у какой-то берёзы, долго рассматривал её корни и почему-то качал головой, Огоньков вдруг оттащил Ольгу в сторону:

      – Слушай, мыслитель, я тебе хоть раз объясню, чтоб ты знала…

      Ольга отвернулась: не хотела она слушать, когда с ней так обращались!

      – Ну ладно, – примирительно сказал Огоньков. – Я ж тебе серьёзно хочу сказать…

      – Так и говори тогда.

      – Я и говорю. – Огоньков вздохнул. – Мой же старик, он знаешь какой учёный! Светило!

      – Как светило?

      – Ну так называется. Если учёный соображает, что к чему, понятно?.. Только ему, представляешь, не везло всю жизнь. То лабораторию один раз отняли, то вообще сказали: всё, что вы делаете, – чепуха! Только после уже настоящие люди докумекали. Говорят: работай, сколько влезет. А уж он старый. – Генка вздохнул. – Потом, ещё из-за меня.

      – Вот именно что из-за тебя, – сказала Ольга мстительно.

      – Да брось ты!.. Что он в школе, что он не в школе – толку никакого. Так хоть не знал кой-чего, а теперь ещё хуже расстраивается.

      Ольга хмыкнула сердито: что, мол, сам-то ты, Огоньков, должен хоть немного подтягиваться или не должен? Раз такой дед из-за тебя свою работу бросил!

      Но Огоньков не стал разбираться, чего она там хмыкает. Стоял опустив голову, бил ногою кочку, словно неподатливый футбольный мяч, потом сказал:

      – Ну, допустим, человек стекло кокнул. – Что ж, его за это повесить, что ли?.. Ты,