Ольга Яковлева. Сергей Иванов

нервно сказал Огоньков.

      Всё же их многие успели заметить из класса и, кажется, ещё из третьего «А» – он рядом. Но хрюкнуть или там ещё что-нибудь такое ни один не посмел.

      С Огоньковым не очень-то похрюкаешь: на всю школу славится! Ольга это сразу поняла, и было приятно.

      Только она кончила, Огоньков поскорее куртку надел и уже обычным своим тоном:

      – Короче говоря, дед сказал: если хочешь, мы с ним завтра в лес. Хочешь?

      – Хочу.

      – Ну приходи тогда к нам в восемь утра.

      Тут она вдруг что-то вспомнила:

      – А мы вернёмся во сколько?

      В эту секунду звонок забренчал. Огоньков медленно поднялся, как будто он был завучем:

      – Часика в три… Знаешь чего, вот тебе телефончик. Позвони деду вечером. – Он вынул из Ольгиной тетради промокашку, написал телефон.

      В класс уже полноводной рекой лились второклассники. Но перед Огоньковым тотчас расступались. Будто он ледокол…

      Когда Генка ушёл, начались шуточки, что, мол, Яковлева-то у нас – тили-тили тесто!.. Истратов Саша прямо так и сказал!.. Ольга покраснела, побледнела и уже совсем собралась зареветь, да вдруг крикнула:

      – А ты зато трус, Истратов! Что ж ты, когда он здесь был, помалкивал? Вот я его на следующей переменке позову, ты ему и скажешь, ладно?..

      И тотчас увидела, как повяла у Истратова на лице ехидная улыбочка. И весь класс замолчал, будто отступил перед Ольгой и Огоньковым. Ольга победно огляделась кругом. И вдруг почувствовала, что плоховатая у неё получилась победа. Все были за Истратова, а не за неё. Потому что Огонькова в школе очень уж недолюбливали, побаивались: больно он драться любил; как чуть что – кулаки. От него и младшим не раз доставалось.

      Вошла Наталья Викторовна, начался урок. Но в классе всё слышалось Ольге какое-то недоброе молчание. Молчание против неё.

      Ольга чувствовала себя на своей парте, как на крохотном островке.

* * *

      На воскресенье уроков не задают. Но сегодня ей и без того хватало забот… Из лесу они вернутся часа в три, в четыре. Выходит, Ольги не будет целый день. А там уж до вечера только останется маленький кусочек. Да ещё мама обязательно захочет лечь пораньше. С понедельника ей выходить в утреннюю, надо выспаться.

      В общем, неудобно получалось, неловко перед мамой. Не виделись целую неделю, только утром, наспех. А теперь вот и в воскресенье…

      Словом, домой она шла с тяжёлым сердцем. А мама, конечно, всё поняла по-своему:

      – Ну что? За поведение, что ли, снизили? Ох, Ольга!..

      – Да не снизили ни капельки!

      – А чего ж дневник не показываешь?

      – Я ещё войти даже не успела!

      Мама не спеша перелистала дневник. Она сидела за столом сама как ученица: худенькая и прямые волосы заложены за уши. Рассмотрела Ольгины отметки: «пять» за чтение, «четыре» по арифметике, «четыре» и «три» по русскому. А за поведение за неделю стояло «пять». Даже без всякого минуса.

      Наталья Викторовна, между прочим, любит разные минусы выводить. И тогда круглое воскресное счастье получается уже надтреснутым,