День гнева. Новая сигнальная. Север Гансовский

же время для нас самих это был довольно долгий переход, занявший примерно два с половиной часа по нашему счету.

      Но могли ли мы двигаться с такой скоростью? Тысячу или даже тысячу двести километров в час. Я помнил, что при скоростях больше двух тысяч километров, которые достижимы только для реактивной авиации, поверхность самолета нагревается до ста сорока – ста пятидесяти градусов Цельсия. При скоростях за три тысячи фюзеляж нагревается до ста пятидесяти градусов, так что алюминий и его сплавы теряют прочность.

      А мы даже не ощущали сильной жары. По всей видимости, получилось, что с ускорением всех жизненных процессов в наших телах резко ускорился и процесс теплообмена.

      Это было единственным объяснением, которое я мог найти.

      Впрочем, если я быстро взмахивал рукой, ту ее сторону, которая встречала сопротивление воздуха, легонько и приятно покалывало…

      А пыль, которую мы подняли на дороге, идя в совхоз, все еще не успела опуститься.

      Нога, ушибленная о волну, болела у меня все больше, и я постепенно отставал от Жоры. Эта боль и убеждала меня в реальности всего происходящего.

      Когда мы вышли на приморское шоссе, оказалось, что в голове моего спутника все же происходила какая-то мыслительная работа.

      Он подождал меня на обочине.

      – Значит, мы быстро, а они медленно?

      – Кто «они»? – спросил я.

      – Ну, вообще… все. – Он обвел рукой широкий круг, показывая, что имеет в виду все человечество.

      – Конечно, гораздо медленнее, чем мы.

      Жора задумался:

      – Выходит, что им нас не поймать?

      – Не поймать, – ответил я неуверенно. – А зачем, собственно, им нас ловить? Мы и не собираемся скрываться.

      Он засмеялся и зашагал по асфальту. Но теперь поведение его изменилось. Прежде он боялся неподвижных людей, которых мы встречали по дороге, теперь страх его прошел, и он сделался каким-то неприятно прилипчивым по отношению ко всему живому, что попадалось нам по пути.

      Недалеко от поселка мы обогнали открытый ЗИЛ-110. Машина шла километров на сто двадцать, но для нас она двигалась не быстрее катка, которым разглаживают асфальт. Даже медленнее.

      Мы остановились возле автомобиля и стали рассматривать пассажиров. Это была компания, отправившаяся на прогулку куда-нибудь на озера.

      В машине сидело пятеро, и на всех лицах было то счастливое и самоуглубленное выражение, которое бывает у человека, когда он вполне отдается ритму быстрой езды и приятному ощущению упругого ветра.

      Правда, все они казались чуть-чуть безжизненными.

      Крайней справа на заднем сиденье была девушка лет семнадцати, школьница, с чистым и свежим лицом, одетая в цветастое платье. Она сощурила глаза с длинными ресницами и чуть приоткрыла рот.

      Жора долго смотрел на девушку, потом вдруг поднял руку, выставил короткий и толстый указательный палец с грязным ногтем и вознамерился ткнуть девушку этим пальцем в глаз.

      Я едва успел отвести его руку. Мы с ним некоторое время боролись. Он, хихикая, вырывался