День гнева. Новая сигнальная. Север Гансовский

и отошел, ее голова была еще долго повернута туда. Она смотрела на то место, где меня уже не было, и потом на лице у нее начало выражаться легкое недоумение. Чуть-чуть приподнялись брови, и чуть-чуть округлились глаза.

      Она была хорошенькая и очень походила на манекен в магазине готового платья. Особенно из-за этого удивленного выражения.

      Потом я медленно пошел на пляж, сжимая голову руками.

      «Что это могло означать? – спрашивал я себя. – Может быть, какая-то новая бомба взорвалась над курортным районом? Может быть, наша планета пролетела через какой-то сгусток космической материи, который остановил или замедлил все на земле? Но почему же тогда я остался таким же, как прежде? Может быть, я брежу или просто сплю?»

      Но я мыслил вполне логично и ни в коем случае не спал. Палец, который я обжег о цилиндр мотоцикла, саднило, и на нем уже образовался водяной пузырик. Да и вообще все кругом было слишком реальным, чтобы быть сном.

      В состоянии сна или бреда – в эфемерном, кажущемся мире – человеку бывает доступно далеко не все. Иногда он не может, например, убежать от того, кто за ним гонится: иногда, наоборот, не в состоянии догнать того, кого он сам преследует. Всегда есть какие-то ограничения. А тут все было просто и естественно. Я стоял на берегу залива, позади был мой дом – при желании я мог оглянуться и увидеть его. Я мог сесть и мог встать, мог протянуть руку и опустить ее. Меня никто не преследовал, и я сам ни за кем не гнался.

      И тем не менее я был единственным двигающимся человеком в остановившемся, застывшем мире. Как будто я попал на экран замедленного кинофильма.

      Я подошел к воде и с размаху ударил ногой неподвижную волну. Наверно, в моем положении было очень глупо проделывать такой опыт. Я ведь был в домашних туфлях. Мне показалось, что я ударил по каменной стене. Я взвыл, подскочил и завертелся на одной ноге, схватившись за носок другой.

      Вода тоже стала не такой, как прежде.

      Не помню точно, что я делал после этого. Кажется, метался по берегу, выкрикивая какие-то бессмысленные слова, требуя, чтобы «это» прекратилось, чтобы все сделалось таким, как было. Пожалуй, это был самый трудный момент для меня, и во время этого припадка отчаяния я действительно был близок к тому, чтобы сойти с ума.

      Потом я обессилел и, усталый, свалился на песок у самой воды. Ближайшая волна бесконечно медленно шла ко мне. Я тупо смотрел на нее, неподвижно сидя на мокром песке. Медленно-медленно, как расплавленное стекло, она подкатила ко мне – было страшно видеть, как она приближается, – и захватила ступни, колени и бедра. Минут десять, наверно, прошло, пока мои бедра оказались в воде, нервы мои опять напряглись, и я чуть не закричал.

      Но все окончилось благополучно. Волна схлынула минут через пять, и я остался сидеть в мокрой пижаме.

      Потом я почувствовал, что все эти чудеса просто надоели и опротивели мне. То, что случилось, было совершенно необъяснимо – во всяком случае, необъяснимо для меня в тот момент – и поэтому очень противно.

      Я поднялся и побрел домой. Мне хотелось укрыться от неподвижных