Горизонталь. Виталий Штольман

хозяйка «Паруса». – Как вы меня уже, алконавты, достали!

      – Жанна-Жанночка, это ж не пьянки ради, а во имя любви. Говорю ж, друг мой Кузьма души в вас не чает.

      – Гусёк, шоль?

      – Да-да, именно он.

      Кузьму Кузьмой называли лишь близкие друзья, для всех остальных он был просто Гусёк. Не тот, конечно, обидный «гусь», коим кличут ушлого пройдоху или ловкача, а просто Гусёк без подтекста. И Микола, брат его – тоже Гусёк, только младший; батя их – Гусёк, и дед, и прадед, когда живы были. Это как Васёк, только Гусёк. Наследственный титул старого пролетарского рода передавался не только по наследству, но и путем династических браков, отчего бывшую жену Кузьмы до сих пор кличут Гусиха, хоть она с ним уже и не живет давным-давно.

      – Чего ты мне лепишь, чахлый? Пива не дам. Вали отседа, пока охрану не вызвала. Видал? – она указала своим толстым пальцем на камеру, висящую под потолком. – Вчера только поставили! Все видит! Это против вас, у которых руки чешутся. Чтоб даже не думалось!

      – Мать! – терпение Санёчка лопнуло. – Ты че тут комедию устроила? Я к тебе и так и эдак, за друга своего хлопочу, сам-то он стеснительный, не знает, как о чувствах своих рассказать, а ты мне: «Пива не дам!» Как вообще можно отказать свату? Я ж не просто так прошу. В долг. Верну. Я честный человек, а ты мне такие грубости в лицо. Не стыдно?

      – Какому свату? Ты че, накатил уже с утра? – хохотала Жанка.

      – Кузьма мне говорит: «Помоги, братишка, влюбился в Жанку из «Паруса»! Не могу прям без нее!» А я че? Не друг, шоль? Дру-у-у-уг! Вот пришел.

      – А пиво тут при чем?

      – Так выпью за здоровье молодых, так сказать.

      – Каких еще молодых.

      – Гусёк сказал, что на свадьбе у него я буду свидетелем. Мы с тобой, считай, родня уже почти.

      – Что, правда любит? – зерно сомнения закралось в разум продавщицы.

      – Да, конечно, только о тебе и говорит. Как в «Парус» ни придет, аж в жар бросает.

      – Эта сволочь мне денег должна, – Жанка полистала долговую книгу в виде засаленной тетрадки, периодически слюнявя палец для перелистывания страниц, – шестьсот сорок четыре рубля.

      – Непорядочно, конечно. Я поговорю с ним. Обязательно поговорю. А то свата заслал, а сам денег должен. Не поря-я-я-я-я-до-о-о-о-ок! Крайне возмутительно!

      – Вот пока он не отдаст мне денег, пусть возле «Паруса» не появляется, так ему и передай.

      – Сейчас я ему позвоню и все выскажу. Это неправильно – так относиться к женщине, которую любишь.

      Санёчек вышел из «Паруса» и закурил.

      – Вот же заноза, – гонял он мысли, – дай ты мне пивка – и все, я уйду. Нет, блять, концерты еще надо устраивать. Стелиться. Кузьма – козлина, раззадорил этим пивком. Вот не думаешь о чем-то, то и не хочется, а теперь хочется. Камеру еще поставили. Так бы стекляшечку можно было бы дернуть. О безопасности теперь все думают. А ты, Александр Алексеевич, живи теперь без пива холодненького. Что за несправедливость?

      Никакому Кузьме Кольцов звонить и не собирался. Еще чуть-чуть осталось – и он возьмет эту неприступную крепость. Переговоры, конечно, затянулись. А что, если…