Весна безумия. Нелли Ускова

он снял очки и потёр переносицу.

      – А можно я пока не буду их пить? – умоляла я. – Просто с таблетками я не чувствую себя живой.

      – А какой себя чувствуешь?

      – Тормозом. Я и так торможу, а под ними будто замороженная, что ли. Мне хорошо и спокойно, но я словно с закрытыми глазами живу.

      – Давай так, я выпишу тебе рецепт, пока не пей, но пообещай, что сходишь к психологу, либо к нашему, либо к школьному.

      – Зачем?! – удивилась я. – У меня и запроса-то нет. Всё хорошо у меня.

      – Как тебе запрос, экологично переживать стресс? Я помню, твоей реакцией раньше был ступор, сейчас так же?

      – Да, я по-прежнему впадаю в ступор, – вздохнула я и опустила глаза.

      Михаил Захарович словно мысли читал. Он взял бланк для рецепта, заполнил его, поставил печать и протянул мне:

      – Пусть будет у тебя. Весна близко, – и подмигнул. – И через месяцок где-то напиши обязательно, как самочувствие и как сходила к психологу.

      Когда я спустилась в холл, мама оставила мне Сонечку, а сама поднялась к Михаилу Захаровичу. Вернулась быстро, задумчивая и немного грустная, но мне ничего не рассказала. Может, отдать рецепт на седативные ей? Слишком уж она у меня тревожная.

      Мне вдруг стало стыдно, что я вчера разревелась при маме и так перепугала её.

      Как говорил Михаил Захарович: «Покажите мне хоть одного ребёнка со здоровой психикой, и я пожму руку его родителям». Именно его заслуга в том, что, выходя из больницы, принимая антидепрессанты, посещая психолога, я не чувствовала себя психом и не жила с ощущением, что со мной что-то не так. Михаил Захарович специально рассказывал нам всякие жуткие истории. Не для того, чтобы запугать, а для того, чтобы показать, как много детей со сломанной психикой, что травма может случиться с каждым, и что главное – мы в этом не виноваты.

      А ведь прошло уже пять лет, с тех пор как меня до смерти напугали…

      Мне было двенадцать. Как раз весна. Март. Но холодный март, потому что лежал снег, и на голове ещё была шапка с заячьими ушами. Я тогда училась в шестом классе, шла из школы. А дом наш, построенный в виде буквы «П», прямо посередине имел узкую пешеходную арку, через которую мне как раз было удобно подходить к подъезду, располагавшемуся справа.

      Только вот в арке всегда было темно, даже в самый солнечный день. И когда я зашла туда, меня вдруг схватили двое парней. Я запомнила, как сильно от них воняло сигаретами и пивом, и сначала даже не поняла, что происходит. Они прижали меня к стене, расстегнули куртку. Но когда один полез руками в трусы, а другой начал шарить под блузкой, меня охватил какой-то звериный ужас, и я впала в ступор. Не шевелилась, не дышала, словно мёртвая. Они глумились, хохотали и обдавали меня запахом пива и горячим дыханием, сопели и толкались. Облапав всё моё тело и не обнаружив признаков половозрелости, лишь разочарованно вытолкали растрёпанную и полураздетую из арки, крикнув напоследок:

      – Сиськи отрастишь, мы тебя найдём!

      Как оказалась дома, я и не помнила. Но после этого случая со мной начали происходить