Русский рыцарь. Вера Гривина

35 был я, Ромейская империя36 вернула бы себе былую славу. Передо мной все народы склонили бы головы. Мануила же никто не боится: ни турки, ни сицилийские норманны. Его даже жалкие болгары и сербы ни во что не ставят».

      Андроник умело скрывал свои мысли, проговариваясь лишь в присутствии самого верного своего слуги – евнуха Алепы, но тот был готов отдать за него жизнь. Слушая подобострастные поддакивания евнуха, честолюбивый родственник императора все больше укреплялся в желании занять престол.

      Но пока что у Андроника не было возможностей для осуществления его замыслов, и чтобы унять досаду по этому поводу, он с головой окунался как в грубый разврат, так и в изысканные утехи. По ночам двоюродный брат императора бывал в самых отвратительных притонах Константинополя, днем он посещал театральные представления, а по вечерам любил слушать у себя дома искусных музыкантов.

      Однажды Андроник Комнин пожелал, как обычно, насладиться музыкой. Он восседал в похожем на трон резном кресле, которое стояло на возвышенности, посреди украшенного по-восточному зала и лениво оглядывал выстроившихся в ряд музыкантов с инструментами: рожком, кифарой, сантурином и лирой.

      Андроник недовольно поморщился.

      – А где флейта? Куда подевался Нестор?

      – Преставился Нестор, – отозвался толстогубый парень с лирой. – Нынче поутру его хватил удар.

      Андроник грозно посмотрел на Алепу.

      – И ты не нашел за день другого флейтиста?

      – Нашел его, мой господин, – прогнусавил евнух, кланяясь.

      – Нашел? Так почему же его здесь нет?

      – Он за дверью, мой господин. Сейчас приведу.

      Алепа просеменил к двери и крикнул:

      – Фотий!

      В зал робко вошел бедно одетый юноша с флейтой в руках. Андроник окинул его критическим взглядом. Музыкант был невысоким, очень худым, но довольно пригожим юношей.

      – Ну, давай, играй! – властно велел флейтисту Андроник.

      Юноша поднес флейту к губам, и по залу полились самые прекрасные звуки, какие только мог издавать этот инструмент. Мелодия была изумительной: в ней слышались грусть и веселье, нежность и страсть, тоска и надежда на счастье.

      Когда музыка закончилась, Андроник похвалил юношу:

      – Хорошо играешь.

      Флейтист поклонился.

      – Назови свое имя, – велел Андроник.

      – Здесь я Фотий, а на родине был Гудимом, – сказал юноша, с трудом подбирая греческие слова.

      – А где ты родился?

      Флейтист печально вздохнул:

      – На Руси.

      Только теперь Андроник обратил внимание, что у флейтиста волосы светлые, кожа не смуглая, хотя и загорелая, а глаза прозрачно-голубые.

      – Как же ты попал в Константинополь?

      Музыкант виновато развел руками.

      – Прости, князь, но я не сумею рассказать об этом по-гречески. Мало я еще знаю ваш язык.

      – Ну,

36

Ромейской (то есть римской) греки называли в Средние века Византийскую империю, поскольку считали ее наследницей древней Римской империи.