Жизнь как притча. Борис Алексеев

свяжет основание (государство) и слой молодого российского социума…

      Читатель спросит: «Откуда у молитвенника Савватия такие странные, вовсе не церковные мысли?» А вот откуда. Гостили в монастыре художники. Настоятель призвал артель стенописцев подновить живопись в Троицком соборе. Как-то в воскресный день после праздничной трапезы шёл Савва в келью. Видит, в тенёчке при дороге сидит кто-то с книжкой в руках, никак художник.

      – Что читаем? – спросил старец, подходя.

      – Да вот, – ответил мужчина, вставая навстречу, – умную книгу с собой вожу. Вроде не по нашему профилю, но мозги правит лучше иной ерминии[2].

      – И как же это у неё получается? – полюбопытствовал Савва.

      Стенописец улыбнулся.

      – Отче, возьмём, к примеру, ваш монастырь. Отдельная территория, свои правила жизни, короче, всё своё. За оградой Минусинск с пересыльной тюрьмой, деловой Красноярск и люди, которые живут совсем по другим законам. Выходит, две большие формы человеческой жизни прижались друг к другу, как сиамские близнецы. Не ровён час, мир обрушится на монастырь, и поминай тишину, как звали!..

      – То верно, – согласился Савва, – год назад отец Игнатий дал добро на туристов, так, веришь, автобусов понаехало – не пройти! Из келии нос высунуть боязно. Только выйду – они ко мне все разом и галдят, как сатанята, прости господи.

      – Если б не стена!

      – Да-да, без стены нам никак нельзя!

      – Вот об том и писано в этой книге!

      – Да как же писатель твой прознал про нашу Дорофеюшку? – удивился старец.

      – А он про все Дорофеюшки разом прознал. Вот послушайте, отче: «Каждая большая форма является пространственным лидером. Поэтому между двумя крупными формами должна быть зона перехода, некая малая форма, которая устраняет взаимный конфликт больших форм». Тут говорится вот о чём…

      – Постой, дружок, кажется, я понимаю! – задумчиво произнёс старец. – Это вроде нейтральной полосы между государствами.

      – Верно! – стенописец был явно доволен сообразительностью старца. – Написал это француз Эдуард Лантери, скульптор, учитель великого Родена.

      – Это тот, который «Мыслителя» справил? Да-да, помню, мне сказывали о нём.

      – Вот такая книжка.

      – И как же называется твоя книжица?

      – Называется просто – «Лепка».

      – Лепка… – нараспев повторил старец. – Лепота…

      – Вот-вот, лепота, отче! Оттого и вожу.

      – А звать-то как тебя, богомаз Христов?

      – Звать Борисом, – ответил стенописец, складывая ладони для благословения.

      – Бог благословит.

      Савва перекрестил богомаза.

      – Ступай, Борис, и трудись с миром!

      Мысль Лантери о необходимости малой зоны перехода между соседними большими формами стала частью мировоззрения старца. Через несколько лет после памятного разговора Саввы со стенописцем Борисом случилось монастырской

2

Ерминия – руководство, справочник для иконописцев.