Жизнь как притча. Борис Алексеев

зовёт душа: попытать у этого мира справедливости. Всего-то – попытать, зная заранее, что диалога не будет. «Ты с ума сошёл! – возражал сам себе Савва. – Сколько лет, положа руку на Евангелие, ты увещевал воспалённые умы, говоря о послушании всякой власти, ибо всякая власть непременно от Бога. Что ж теперь не сидится тебе на собственных словах? Ёрзаешь как на гвоздях! Выходит, забыл ты простую истину: беда человека кроется не в несправедливости к нему, но в духовном нестроении его самого. И лечить человека надо прежде всего Иисусовой молитвой, а не мирскими таблетками счастья. Ишь, народоволец нашёлся!»

      Савва не был готов к такому жёсткому диалогу с самим собой. По обыкновению лёгкий и жизнерадостный, он всю зиму прожил в задумчивости, поминутно обращаясь к Богу за советом и вразумлением. Но Господь молчал. Однажды, выходя из храма после воскресной службы, старец задержался на паперти возле незнакомого прежде бездомца. Одет он был плохо, не по-мартовски. Монаха удивили его голубые глаза, похожие на две капли прозрачного мартовского неба.

      – Ты голоден? – спросил Савватий.

      – Не беспокойся, отец, Господь пошлёт, – ответил нищий.

      – И как же Он тебе пошлёт? – удивился старец, озадаченный ответом голодного человека.

      – Почём я знаю! – ухмыльнулся тот. – Вот ты караулишь Божью подсказку, а сам, поди, уже всё решил. Тако и я – нынче ж поем с доброй руки, потерплю ещё чуток и поем.

      – Почему ты решил, что я караулю Бога? – монах присел рядом с нищим.

      – Потому что я тебя знаю. Ты Савва, раб Божий, о тебе ангелы поют, а я их слышу…

      – Саввушка, пригласи человека в трапезную и поспешим, братия уж, чай, собралась, – раздался за спиной старца голос отца Игнатия.

      Савва обернулся и, ища среди выходящих из храма отца настоятеля, ответил:

      – Благодарствую, отче.

      Не обнаружив Игнатия, он вновь повернулся к нищему, однако место, где сидел Божий человек, было пусто.

      – Да где же он?

      Старец поднялся и стал высматривать нищего на дорожке, ведущей к храму. Вдруг он оставил поиск и тихо шепнул: «Ах я неразумный!» Затем трижды перекрестился и, замкнув в улыбке уста, поспешил в трапезную.

* * *

      Разглядев на лице старца смущение, Агатий спросил:

      – Отче, что с вами?

      Тот покосился на келейника и глубоко вдохнул.

      – В общем, так, Агаша. Надумал я до президента Российского идти. Потолковать мне с ним надо. Молчи! Знаю, трудная предстоит дорожка…

      – До президента?! – вспыхнул Агатий. – Так это ж в Москву надобно. Не-е, отче, вам отлучаться от монастырских стен никак нельзя – пропадёте, ей-богу, пропадёте!

      – Ничегошеньки не поделаешь, дружок, видно, надобно мне пострадать. Пора пришла.

      Агатий как просветился.

      – Отче, тогда и меня с собой возьмите!

      Старец посмотрел на пылкого юношу. «Возьму, обязательно возьму», – мелькнуло в его голове.

      – Что ты, что ты! Нельзя тебе со мной, никак нельзя.

      Агатий вжался в костлявый бочок Саввы и повторил просьбу:

      – Отче,