Двадцать лет спустя. Александр Дюма

да еще в январе месяце?

      – Сударь, – сказал Планше, – надо вам знать… хотя, в сущности, вам, пожалуй, этого и знать не надо.

      – Что такое? – переспросил д’Артаньян. – Но сперва прикрой окно полотенцем и задерни занавеску.

      Планше повиновался.

      – Ну, говори же! – сказал д’Артаньян, когда тот исполнил приказание.

      – Сударь, скажите прежде всего, – спросил осторожно Планше, – в каких вы отношениях с господином де Рошфором?

      – В превосходных! Еще бы! Он теперь один из моих лучших друзей!

      – А! Ну тем лучше!

      – Но что общего имеет Рошфор с подобным способом входить в комнату?

      – Видите ли, сударь… Прежде всего нужно вам сказать, что господин де Рошфор в…

      Планше замялся.

      – Черт возьми, – сказал д’Артаньян. – Я отлично знаю, что он в Бастилии.

      – То есть он был там, – ответил Планше.

      – Как так был? – вскричал д’Артаньян. – Неужели ему посчастливилось бежать?

      – Ах, сударь, – вскричал, в свою очередь, Планше, – если это, по-вашему, счастье, то все обстоит благополучно! В таком случае нужно вам сказать, что вчера, по-видимому, за господином де Рошфором присылали в Бастилию…

      – Черт! Я это отлично знаю, потому что сам ездил за ним.

      – Но, на его счастье, не вы отвозили его обратно; потому что, если бы я узнал вас среди конвойных, то поверьте, сударь, что я слишком уважаю вас, чтобы…

      – Да кончай же, скотина! Что такое случилось?

      – А вот что. Случилось, что на Скобяной улице, когда карета господина де Рошфора пробиралась сквозь толпу народа и конвойные разгоняли граждан, поднялся ропот, арестант подумал, что настал удобный момент, сказал свое имя и стал звать на помощь. Я был тут же, услышал имя графа де Рошфора, вспомнил, что он сделал меня сержантом Пьемонтского полка, и закричал, что этот узник – друг герцога Бофора. Тут все сбежались, остановили лошадей, оттеснили конвой. Я успел отворить дверцу, Рошфор выскочил из кареты и скрылся в толпе. К несчастью, в эту минуту проходил патруль, присоединился к конвойным, и они бросились на нас. Я отступил к Тиктонской улице, они за мной, я вбежал в соседний дом, его оцепили, обыскали, но напрасно – я нашел в пятом этаже одну сочувствующую нам особу, которая спрятала меня под двумя матрацами. Я всю ночь или около того оставался в своем тайнике и, подумав, что вечером могут возобновить поиски, на рассвете спустился по водосточной трубе, чтобы отыскать сначала вход, а потом и выход в каком-нибудь доме, который бы не был оцеплен. Вот моя история, и, честное слово, сударь, я буду в отчаянии, если она вам не по вкусу.

      – Нет, напротив, – сказал д’Артаньян, – право же, я очень рад, что Рошфор на свободе. Но ты понимаешь, что, попадись ты теперь в руки королевских солдат, тебя без пощады повесят?

      – Как не понимать? Черт возьми! – воскликнул Планше. – Именно это меня и беспокоит, и вот почему я так обрадовался, что нашел вас; ведь если вы захотите меня спрятать, то никто этого не сделает лучше вашего.

      – Да, – сказал д’Артаньян. – Я, пожалуй,