Не возвращайся. Юлия Гауф

Глеба в больнице торчит, а потом с нами домой попрётся? – пробурчал ребёнок.

      Черт, а жива ли вообще эта Тамила? Помню, она выбежала из дома – неужели в ночной сорочке и без трусов? И была ли она в машине с Глебом?

      Не помню. Ничего не помню. Да и плевать на неё.

      – Мам!

      – С нами она домой не вернется. Обещаю.

      Лика сделала вид что повеселела, и продолжила мне помогать. Но вижу – встревожена и сильно, просто умеет себя в руках держать. Очень уж на Пашу похожа наша младшенькая.

      Паша, ну как ты мог! Это же ты виновен в том, что Глеб сейчас на больничной койке лежит! Ты, и… немножечко я – виновна в том, что не удержала сына. Видела его состояние, его шок. И должна была догнать, забрать ключи, собой ворота загородить, но не позволить уезжать.

      В больницу мы ехали уже втроем, вместе с дочкой. А в коридоре нас ждал «сюрприз» – Тамила, баюкающая чуть припухшую забинтованную руку.

      Она заметила нас. Подскочила со скамьи, губы задрожали – на меня не смотрит, только на Пашу.

      Не хватало мне еще при дочке скандала!

      – Если она хоть слово при Лике скажет – прибью, – тихо сказала мужу на ухо, передернула плечами и вошла в палату Глеба вместе с дочкой.

      Пусть Паша разберется сам со своей… этой.

      Сильный страх за сына чуть стих, и я снова мыслями то и дело в события ночи сбегаю. Горечью, разочарованием и обидой переполняюсь.

      Мне 37 лет. Я прекрасно знаю, что юность позади. Это больно, но это жизнь: при всей моей красоте и ухоженности я проигрываю юным девочкам. В этом я каждое утро убеждаюсь, когда перед зеркалом стою. У меня отличная фигура, на косметологах я не экономлю, но черт возьми, я проигрываю!

      Вот только я не думала, что должна соревноваться за своего мужа. Несмотря на проблемы в семье. Павел чуть больше года назад принялся поднимать еще один бизнес, и совсем перестал бывать дома. А когда бывал – мысленно отсутствовал, постоянно на телефоне висел, проблемы решал.

      Мне это претило, но Паша не слушал меня, желая империю построить.

      И я ревновала. Конечно же я ревновала, замечая его взгляды на других женщин. Но все равно доверяла, верила, что любит меня, что верен. А несколько дней назад у нас всё наладилось перед годовщиной, Паша предвкушал семейный отдых…

      Или он встречу с Тамилой предвкушал? Явно, близкие у них отношения, раз она так смело разделась перед ним. Не впервые.

      Боже мой! Тамила! Она же в дочери Паше годится…

      Едва мы вошли, Лика кинулась к Глебу, без стеснения схватила брата за руку, и он застонал. Глаза открыл.

      – Глеб, – хныкнула дочка.

      Сын прочистил горло, морщась, и прохрипел:

      – Не реви, Анжелика Пална. Мам…

      – Сынок, – подавила всхлип, даже улыбнулась, – как же ты нас напугал!

      – Прости, мам. Блин, голова гудит, тошнит так.

      – У тебя сотрясение и переломы. Как только разрешат – домой тебя заберем.

      – А Тамила как? – спросил сын.

      – Живая, почти невредимая, – опустила я глаза.

      Помню, как сын за ней помчался. За Глеба мне куда как обиднее, чем за саму себя.

      – Хорошо, –