Сезоны Персефоны. Анна Закревская

вопрос от Артемиса не заставил себя ждать:

      – Но ты-то как меня нашла, да ещё столь вовремя?

      Не посмела Персефона рассказать брату о приложении, выпустила на свет полуправду:

      – Интуиция…

      И следом, без передышки, спросила – как в море со скалы сиганув:

      – Чем могу пригодиться в твоей охоте?

      Запах хищника

      – Ты умеешь видеть, Персефона, но теперь научись чуять.

      Персефона оценила игру слов, вспомнив, что парфюмерные эстеты «слушают» духи, а «чути» по-хорватски – слышать. От духов на время обучения пришлось отказаться, резких бытовых запахов – избегать. Тут даже порадуешься, что маникюрные дела на паузу встали.

      – Какова она на вкус, хищная радость?

      Артемис почесал в затылке, ища подходящие кулинарные сравнения. С того дня, как он выдал сестре все свои тайны, но выгнан с глаз долой не был, а отделался лёгким упрёком за долгое молчание, ему изрядно полегчало.

      – Полынь с корицей. Черешня с перцем. Что-то такое.

      – А ослабевшие духом как пахнут?

      Определять таких Персефона привыкла на глаз, но это требовало немалых усилий и хорошей концентрации. То ли дело нюх: дышать в любом случае нужно, лишь бы привычка подмечать запахи появилась.

      – Сама иди познавай, – отшутился Артемис.

      Когда брат открыл Персефоне суть Дикой охоты, её долго трясло от смеси невыразимых и не самых приятных чувств. Какие там кони в полнолунных небесах!.. Впрочем, кони не исключались, но у некоторых сущностей охота изрядно отдавала паразитизмом.

      Та лапчатая тварюшка, которую Персефона ненароком отравила вейпом, называлась, со слов Артемиса, нахлебником. Стоило кому-то из людей получить энергетический пробой (проще говоря, душевную рану), как на запах гари и крови потихоньку сползались невидимые нахлебники, и тот, кто не смог восстановиться хотя б за сутки, был почти наверняка обречён стать дойной коровой для неблагих созданий.

      – Высшее мастерство энергопотребления, – рассказывал Артемис, – выпить созревшего нахлебника, не доведя до смерти его жертву. Словно ягоду с куста сорвать, ветви не повредив. Охотиться напрямую тоже весело, но опасно, поэтому для многих сущностей такие деликатесы предпочтительнее.

      – И вкусна ли чужая обида, злоба да печаль?

      Артемис скривился в горькой усмешке:

      – Кто ж в здравом уме и доброй воле поделится с нечистыми отродьями бескорыстной любовью, нечаянной радостью или творческим огнём? О, встречаются и такие, но они на вес золота. Однако, чем далее от мира людей, тем меньше забот, выживут ли те, с кого сила взята. Поэтому даже самой дикой Охоте нужны поводья и те, кто их удержит…

      «Поэтому ты спас пацана, которого ты в том парке впервые увидел, – собралась сказать брату Персефона. – Хотя и жить средь людской толпы тебя явно не тянет…»

      Словно прочтя её мысли, Артемис добавил:

      – «Далее» не значит «дальше», но подходящего слова