Умрут не все. Айгуль Малахова

где-то в горах, а потому и родственников, кроме мужниных в Аютау у неё не было. Про ту, родную деревню олэсяй рассказывать не любила. На мои любопытствующие расспросы отвечала односложно: «Она развалилась, все разъехались…» Почему я вспомнила о ней сейчас? Не знаю. Возможно, виной всему была погода, лениво думала я, погружаясь в дремоту. Самое то для погружения в пучину ностальгии.

      Какое-то мимолётное движение во дворе заставило меня вскинуться и потереть глаза. Померещилось? Нет. Дверь, которую я по деревенской привычке никогда не закрывала на замок (только на ночь), заскрипев, открылась.

      Вскочив с дивана, я с замирающим сердцем подошла к ней. Облегчённо вздохнула. Медленно, низко согнувшись в комнату входила соседка, бабка Галия, опираясь на палку. Господи, сколько же ей лет, вспоминала я, глядя на сгорбленную спину. Вслух же поздоровалась по-башкирски:

      – Здравствуйте, Галия-абей. Как поживаете?

      – Внученька, Эльвира, здравствуй! – проскрипела бабка, протягивая мне две руки. Я торопливо пожала их. Чуть не забыла об этом национальном обычае: с теми, кого очень уважаешь, здороваться обеими руками, – как поживаем? Доживаем потихоньку. Вот и бабушки твоей, Минигуль, не стало.

      Она подняла голову и спокойно посмотрела на меня яркими, совсем не выцветшими от времени, карими глазами. Может быть, потому что смотрит всё время вниз, ведь скрюченная совсем, мелькнула неуместная мысль. А сама я уже бегом включила электрический чайник, заварила крепкий чай. Таков обычай: без чая никакие вопросы здесь не решаются. А уж, тем более, если человек просто в гости зашёл.

      Мы пили чай долго, обстоятельно, старушка чинно опустошала пиалы вприкуску с городскими вкусностями, коими, впрочем, в деревне давно никого не удивить. Вспоминала про мою бабушку, рассказывала различные истории и, странное дело, разговоры о бабушке не вызвали обычной жгучей тоски, похожей на нестерпимую изжогу, а лишь тёплое щекочущее глубоко в ноздрях чувство лёгкой грусти. Я даже перестала обращать внимание на раздражающий скрипучий голос, слова вливались в мою душу подобно лечебному бальзаму.

      – Я чего заходила-то, – после того, как я в четвёртый раз налила воду в чайник, поднимаясь с места, произнесла старушка, сухими ладошками как будто омыв лицо. Чаепитие окончено, поняла я. – Ты дом продавать будешь?

      Я растерялась от бесхитростного, в лоб, вопроса.

      – Даже не знаю, Галия-абей, – неловко улыбнулась я, – как-то не задумывалась. Только в наследство вступила, да с работы уволилась. Пожить хотела немного, может быть, до зимы. А потом решу.

      – Я ведь чего спрашиваю. Правнук хочет здесь дом купить. Посмотрели на ваш: почему бы и нет. Участок хороший. Переезжать сюда собираются с невесткой. А строить не хотят пока. Газ проведён опять же, хоть с этим не заморачиваться, – скрипела она своим невыносимым голосом, заставляя меня невольно морщиться, когда особенно болезненно саднило по нервам.

      – Я подумаю. Обязательно подумаю и дам ответ в кратчайшие сроки, – глупо, по официальному