Память – это ты. Альберт Бертран Бас

и неожиданно сильно впечатал в стену. Навалился всем телом мне на спину, прижал мою голову к облупленной штукатурке:

      – Хочешь, чтобы я засунул гитару тебе в задницу?

      – Нет, сеньор, – с трудом ответил я.

      – Провоцировать меня вздумал?

      – Нет, сеньор, – повторил я.

      В этот момент двое других вышли из лавки, жуя что-то, – разумеется, они не заплатили.

      – Там ничего нет.

      – А вот здесь у меня, кажется, кое-что есть, – сказал главарь, по-прежнему прижимая мою голову к стене.

      – Что с этими делать?

      – К стенке их. И этого, – бросил тот, наконец выпуская меня.

      Мы с сеньором Кастело и доньей Пепитой оказались на том самом месте, где я обычно сидел с гитарой. Моя кепка еще валялась на тротуаре. Ее перевернули пинком, жалкие монеты покатились по улице. Донья Пепита умоляла:

      – Нет, нет, пожалуйста! Мы же ничего не сделали!

      – Заткнись, жирдяйка!

      – Отпустите жену.

      – Никто никого никуда не отпустит.

      – Эй! (Это мне.) Оставь гитару.

      Я прислонил гитару к стене, как было сказано. Мы стояли на тротуаре, глядя на этих подонков, которые явно наслаждались своей властью. Соседи со страхом и любопытством выглядывали из окон. Прохожие, завидев происходящее, поворачивали обратно или ныряли в ближайший подъезд. Наши судьбы были нам неподвластны, как и слезы, катившиеся из глаз доньи Пепиты.

      Главарь отдал короткий приказ, его дружки прицелились. Один из них, дрожа, все оглядывался на командира.

      – Эй, – крикнул тот нам. – Лицом к стене, черт вас дери!

      Забавно. После всех перипетий я умру, расстрелянный четырьмя негодяями, глядя на печальную, утратившую свою белизну стену. Самое странное, что мне было все равно. Я голодал, копил гроши – мне было плевать. Может, выстрел прекратит наконец мои мучения.

      – Трусы! – крикнул сеньор Кастело. Потом взглянул на меня, и я впервые увидел улыбку за его усами: – Спокойно, сынок. Будь мужчиной.

      Я кивнул, а сеньор Кастело обратился к жене:

      – Я люблю тебя, Пепи.

      – Товьсь…

      – Убийцы! – донеслось из ближайшего окна.

      – Трусы! – подхватили соседи.

      – Цельсь…

      Я вдохнул полной грудью. Я гордился собой. Мне нечего было стыдиться. На память пришла Хлоя. Мои последние мысли будут о ней. Жаль: она подумает, что я забыл ее. Она никогда не узнает, что со мной случилось.

      – Пли!

      Я стиснул веки. Раздались выстрелы, я почувствовал, как пуля ударила в спину. Дыхание перехватило. Я упал на колени. Донья Пепита рухнула как подкошенная, но сеньор Кастело устоял, хотя колени его дрожали.

      Палачи расхохотались на всю улицу. Громче всех смеялся главарь. Я не успел ничего понять, как грудь моя снова наполнилась воздухом, я задышал. Боли не чувствовалось, только слегка – там, где пуля ударила в тело. Я был уверен, что это адреналин мешает мне осознать происходящее, и думал, что вот-вот упаду. Но тут я услышал, как бандиты сели в автомобиль и уехали так же внезапно, как приехали.

      Почему я еще не умер?