Зверь 44. Евгений Рудашевский

типа «Зверь 44» достигал семи метров! И это без учёта двух кормовых подъёмников. В ширину – девяти метров, а в длину – двадцати пяти. Настоящий двухэтажный дом на двух гусеницах шириной по три с половиной метра! В каждой гусенице – сто сорок цельных и сто сорок составных траков, а траки массивные, отлитые из марганцовистой стали и закалены так, что могут без критических повреждений подорваться на противотанковой мине. Шёл «Зверь» неторопливо. По бездорожью делал три километра в час, а по сносной дороге разгонялся бы до семи с половиной, да только сносных дорог почти не осталось. Не самая шустрая машина, согласен. Зато на горной передаче Сыч пускал её на тридцатиградусный уклон и не боялся, что трансмиссионное отделение накроется.

      Останавливался «Зверь» редко. Иначе не поспевал бы за фронтом. Его и ремонтировали на ходу, если не полетело что-нибудь в ходовой части. А печи гасли по ночам, и то не всегда. Сейчас, во время переправы, они продолжали работать. Малой сказал, что к выгрузке на берег как раз прогорят последние ханурики из вчерашней партии.

      Ветер разрывал серый дым печного дымохода, хлопал цепями кормовых подъёмников, кренил штанги бортовых прожекторов и разболтанное ограждение над кабиной Сыча, трепал растянутые над палубой бельевые верёвки. Хорошо, мы догадались снять одежду. И телеги надо было снять – перевезти их по мосту. Если ветер сорвёт хотя бы одну телегу, Сухой меня заживо выпотрошит.

      Паром кренился на волнах, однако шёл уверенно, и никакие телеги в реку не сорвались. Вблизи от берега паром замедлился, начал разворачиваться, и мы увидели правый борт «Зверя» с нанесёнными белой краской четырёхметровыми буквами и цифрами. «ЗВЕРЬ 44». Краска облупилась и потемнела. Хорошо читались лишь первые две буквы, но к борту Сухой не докапывался. Зато приказал заново побелить палубу, то есть крышу «Зверя», хотя с прошлой побелки не прошло и месяца.

      – Идём, – скомандовал Сухой. И мы пошли.

      Ну, Сухой, Кардан и Леший забрались в «Секач» и поехали, а остальные – да, пошли. Неторопливо спустились к месту, расчищенному для высадки. Паром закрепил на нём громадную рампу. «Зверь», грохоча и омываясь чёрным выхлопом, сполз на берег. Высадка считалась ещё более опасной, чем сама переправа, однако Сыч знал своё дело, и вскоре «Зверь» вскарабкался по твёрдой земле на прибрежный косогор. Паром отбыл, следом уехал Сухой, а мы заглянули в отделения проверить, всё ли уцелело после переправы.

      Отделений у «Зверя» было девять. Печное открывалось сбоку, а в другие восемь мы проникали с палубы. На носу «Зверя» располагалось отделение управления, дальше парами шли холодильное и жилое, топливное и мусорное, хозяйственное и печное. На корме последней парой располагались трансмиссионное и моторное, проверять которые Кардан отправился в одиночку. Не любил помощников, да к нему никто и не напрашивался.

      Несмотря на болтанку, ничто не разбилось, не протекло, и мы вздохнули с облегчением. Только Кардан продолжал озабоченно проверять воду в системах