Измена. После нее. Лила Каттен

набиралась сил, чтобы ответить.

      «Значит, как приедешь из ресторана, поговорим с тобой. Я подожду не торопись! И не завтра, я занята буду, а в четверг».

      Отодвигаю телефон, чтобы не разбить его, если он вновь напишет.

      – Какой же наглец.

      «И чем ты будешь занята?» – вот так вопрос.

      «А вот это тебя больше не касается, Доронин».

      Молчание. Звонок.

      – Ну нет, – отодвигаю телефон, поставив вибро.

      Рабочий день заканчиваю поздно и далеко от дома. Пришлось помогать с расселением гостей для подстраховки. Все же люди приехали не абы кто, а главы филиалов своих стран.

      Петляю по улицам уставшего вечернего города, в машине тепло, а согреться не получается. Боль, как и простуда, усиливается к вечеру, зараза.

      Начинаю подпевать какой-то певице по радио, постукивая пальцами по рулю, но когда песня сменяется, я замираю и тихо плачу на каждое слово, будь то куплет или припев… все попадает прямо в сердце…

      – «Ты она и я все ясно*»…

      Останавливаюсь перед домом, не заезжая в гараж. Машина Тимура на месте, из занавешенных окон льет свет, проникая в щели, а я сижу и не хочу туда идти. Соскучилась по детям, устала на работе, мечтаю принять ванну, но идти в дом не хочу.

      Эта серая гниль пробралась и туда, теперь я это чувствую. Тут свежий воздух, тут пока что могу дышать, а там задыхаюсь.

      Телефон вибрирует, и я его машинально поднимаю.

      – Алло?

      – Привет, Кирюш, – звучит голос Кристины, и я снова срываюсь услышать родную душу. – Ну тише, тише, дорогая. Успокойся. Я слышу тебя. Можешь ни слова не говорить, слышу.

      – Не хочу туда… Не хочу туда идти. Когда я на работе, далеко, я вижу все как есть. Всю правду. А лицом к лицу я снова не верю, что он это и правда сделал, понимаешь? Мне нужен мой муж, Кристин. Мой верный Тимур.

      – Понимаю.

      – Я… знаешь, думала и не смогла понять одного, за что он так со мной? Я же… я же так старалась ради нас… Ты же видела все сама. Мне было двадцать один с небольшим, когда меня впервые вдруг мамой назвали. Мамой, Кристин. Я о детях знала только то, что они появляются от секса через девять месяцев. А о самом сексе знала лишь теорию. Да он стал первым в моей жизни во всем. Но я ни разу не задумалась, принимая его прошлое, умершую жену и память о ней… Я же… я же…

      Она молчала. Она позвонила, чтобы я высказалась. Потому что знала, что мне это нужно. И я говорила. Не подбирая слов и не строя сложных предложений. Я просто говорила.

      – В кого я превратилась? Чувствую себя носком поношенным. В соплях, слезах… Кто эта женщина? Разве ты видишь ту девушку, с которой была знакома столько лет? Или ту женщину месяц назад? А я даже ненавидеть его отказываюсь, только отвращение и неприкрытая боль внутри меня. Боль, которую он не видит. Я смотрела на него, истекая ею, а он сказал, что я себя накрутила. Я просто разрушаюсь. Я молчу и не говорю ни слова почти. Не хочу, чтобы дети слышали или узнали рано. Только терпеть это жжение внутри все сложнее. У меня не получается.

      – Кира, выйди из машины, вытри слезы и поговори с ним. Не смей держать все в себе. Хватит. Пойми одно – это не ты его потеряла. Это