Питер Пэн. Джеймс Барри

зачем только мы приняли это приглашение!

      Даже Майкл, который уже почти заснул, почувствовал, что она взволнована. Он приоткрыл глаза и спросил:

      – Мам, с нами ведь ничего не может случиться, раз у нас горят ночники?

      – Ничего, моё солнышко, – успокоила она его. – Они как будто мамины глазки. Они будут вас охранять.

      Она обошла все три кроватки и каждому сказала ласковые слова на прощание.

      Майкл обнял её за шею.

      – Мамочка, как я тебя люблю!

      Это были последние слова, которые она от него слышала. Она услышит его снова не скоро.

      Дом 27 был недалеко от их дома. Но недавно выпал снег, и они шли осторожно, чтобы не запачкать обувь. На улице уже никого не было. Только звёзды над головой.

      Звёзды вообще-то красивые. Но они не могут ни во что вмешиваться. Они могут только смотреть. Кажется, это для них наказание за что-то, что они совершили так давно, что ни одна звезда уже не в силах вспомнить. Старые звёзды даже и не пытаются вспомнить, а молодые всё ещё продолжают их спрашивать. Сказать, чтобы они уж очень любили Питера, – не скажешь. Он ведь проказник. И иногда дует на них, пытаясь погасить. Но и они не прочь позабавиться, и поэтому в тот вечер они были на стороне Питера, и им очень хотелось, чтобы взрослые поскорее ушли. Так что, когда дверь в доме 27 захлопнулась, в небе началось некоторое волнение, а самая маленькая звёздочка крикнула тоненьким голосом:

      – Питер! Пора!

      Глава третья

      В путь! В путь!

      Ещё несколько мгновений после того, как мистер и миссис Дарлинг ушли, ночники возле кроватей горели ясно. Это были очень симпатичные огоньки, и страшно жаль, что они проспали и не видели Питера. Но ночничок возле кровати Венди вдруг заморгал и так сладко зевнул, что заразил зевотой два других. И прежде чем они успели дозевать, они – все три – погасли.

      Теперь комната была освещена совсем другим огоньком, в тысячу раз ярче ночников. В этот самый момент, когда мы говорим о нём, он шарит по всем ящикам комода, роется в шкафу, выворачивает там все карманы наизнанку в поисках тени Питера.

      На самом деле это не лампочка. Комната вся светится оттого, что свет этот мечется как сумасшедший. Но если он остановится хоть на мгновение, вы увидите, что это молоденькая фея величиной, ну, например, с вашу ладонь. Её звали Починка, потому что она умела чинить кастрюли и чайники. Она летала от одного дома к другому (в этих домах тоже жили феи, разумеется) и своим мелодичным голоском вызванивала: «Чинить-паять, кастрюльки починять». Но друзья за этот её голосок, похожий на нежный звон колокольчика, привыкли называть её Динь-Динь. Одевалась она в короткое платьице из ажурных листиков, которое ей, кстати сказать, очень шло и подчёркивало изящество её фигурки.

      Минуту спустя после того, как фея появилась в детской, маленькие звёздочки разом подули на окно, оно растворилось и в комнату влетел Питер.

      Ровно половину пути к дому Дарлингов он нёс Динь-Динь на руках, поэтому он был весь обсыпан пыльцой, которой обычно посыпают себя феи.

      – Динь-Динь, – позвал он тихонько после того, как