Между прочим…. Виктория Токарева

деда гораздо больше, чем меня. Почему? Потому что я была сильная. Я – несущая колонна. Игорь был хоть и гордый, но зависимый, и его было жалко. А жалость – это составляющая часть любви. Часто главная составляющая.

      Он спросил однажды:

      – Когда мы поедем домой?

      Я не поняла: куда домой? К Богу? Или в Москву, в нашу московскую квартиру?

      Он ждал ответ.

      – Ну вот снег сойдет, и мы поедем домой, – ответила я.

      За окном качался заснеженный куст.

      – Красиво, – сказал Игорь.

      Видимо, ему не хотелось расставаться с этим кустом.

      В один из дней Петруша приехал и, не раздеваясь, шумно топая, прошел в комнату к деду. Он торопился, хотел быстрее увидеть любимого родственника. Подошел, склонился к нему. Игорь поднял на Петрушу глаза, и они стали наполняться слезами. А Петруша смотрел сверху, и его глаза тоже стали наполняться слезами. Это было прощание. Я никогда не видела Игоря плачущим. И взрослого Петрушу тоже не видела плачущим.

      Двое сдержанных мужчин – старый и молодой – плакали, прощаясь.

      Эта картина впечаталась в мое сердце и осталась навсегда. Жизнь – трагедия, если она кончается смертью, и иначе быть не может.

      Приезжала Наташа, привозила очередного врача.

      – Может, папу в больницу положить? Что же он так умирает на сухую?

      – Не надо ни в какую больницу, – говорили врачи. – Дома лучше. Там он никому не нужен, а здесь он нужен всем.

      – Но невозможно же допустить, чтобы человек взял и умер.

      – Израсходован жизненный ресурс, – объяснял врач. – Надо оставить его в покое.

      Жизнь – как месячная зарплата. Месяц прошел, деньги кончились. А новую жизнь не проживешь.

      Я приходила к нему. Садилась возле двери. Сидела молча.

      Однажды он сказал:

      – Ты понятия не имеешь о моей жизни.

      Что он имел в виду? Женщину? Но где она? Умирает-то он здесь. Со мной.

      – Наш брак заключен на небесах, и разрушить его могли небеса. А мы только люди.

      – Небеса – это когда любовь, – сказал Игорь.

      – Любовь бывает всякая. И такая, как у нас, с кривой рожей, – она тоже любовь.

      – Ты считаешь?

      – Да, я считаю.

      Игорь закрыл глаза. Его лицо было спокойно. Он заснул.

      Вечером в очередной раз приехал Петруша. Я стала его кормить. Он вдохновенно жевал, склоняя голову то к одному плечу, то к другому. Так ест его отец. Наследственность.

      – Я пойду к дедушке, – сказал Петруша.

      – Он, наверное, спит, – предупредила я.

      Мы вышли во двор. Высоко в небе летел самолет, мигая огнями. Петя решил не ждать, когда дед проснется. Это может быть несколько часов. Легче приехать снова. Мы направились к воротам.

      Неожиданно я остановилась и сказала:

      – Нет. Все-таки давай зайдем.

      Мы вошли в его комнату. Непривычно тихо. Не слышно дыхания. Грудь не движется.

      Я подошла тихо. Заглянула в лицо. Оно было молодым и прекрасным. И совершенно спокойным. Он ни о чем не жалел, ни на кого не обижался.

      Существует мнение, что лицо