Между прочим…. Виктория Токарева

Фрунзик.

      Я ничего не ответила. Тоже мне, жених нашелся: выпивоха и уродец. Но это не совсем справедливо. Фрунзик был красивый уродец или уродливый красавец. В нем сочеталось одно и другое. Выразительные глаза как будто стекали вниз. Море обаяния.

      Снимали сцену ресторана в гостинице «Россия». По сюжету Фрунзик зубами поднимал с пола платок. У него не получалось.

      Данелия подошел к нему и строго сказал:

      – Ты пьяный, и это заметно. У тебя договор на пятнадцать съемочных дней. Так вот, пятнадцать дней ни капли в рот. Потом делай что хочешь. Понятно? Иначе я сниму тебя с картины.

      Прошло пятнадцать дней. Фрунзик подошел ко мне и доверчиво сообщил:

      – Знаешь, я две недели не пил. Так хорошо себя чувствовал… – Помолчал и добавил: – Теперь я понимаю, почему эти бездарности весь мир завоевали…

      Кого он имел в виду?

      Однажды кто-то спросил у Мкртчяна:

      – А как твое полное имя?

      – Фрунзе.

      – Так это же фамилия. Был такой красный командир. Его Сталин ухайдакал.

      – И что теперь? – не понял Фрунзик.

      – Найди себе нормальное человеческое имя и поменяй в паспорте.

      Фрунзик задумался. Ему припомнилось старинное армянское имя: Мгер. Подходит к фамилии Мкртчян: единственная гласная среди согласных.

      Фрунзик поменял паспорт, и в титрах стало появляться новое имя: Мгер Мкртчян.

      Киношный народ удивился. Стали спрашивать:

      – А кто это, Мгер?

      – Так это же Фрунзик, – догадывались киношники.

      Зрители даже не заметили перемены. Для зрителей Мгер был и остался Фрунзиком.

      В конце концов Мгер отпал за ненадобностью.

      Было во Фрунзике что-то детское, трогательное. Талант – это отсвет детства в человеке.

      Я запомнила рассказ Фрунзика об отце.

      Отец воевал в Великой Отечественной войне с Гитлером. Его ранило. Госпиталь. Какой-то городок на линии фронта. Немцы прорвали оборону и идут вперед. Надо отступать.

      В госпиталь пришло распоряжение: раненых рассортировать. Кто может идти – взять с собой. Остальных – застрелить. Немцам не оставлять.

      И вот главврач госпиталя идет вдоль коек, чтобы определить, кого можно взять, кого нет.

      Молодой отец Фрунзика – копия Фрунзик, вернее, наоборот. Он смотрит на врача своими огромными, стекающими вниз глазами. В его глазах страх и мольба. Можно себе представить, ЧТО чувствовали раненые на этом обходе.

      Врача удивило непривычное лицо. Он спросил:

      – Ты кто?

      – Армян.

      – А кто это? – не понял врач.

      Как ответить на такой вопрос? Отец стал перечислять выдающихся армян:

      – Сарьян, Сароян, Хачатурян, Капутикян, Амбарцумян.

      Отец набрал десять фамилий и замолчал. Больше он никого не знал. «Армяне кончились», – подумал он.

      Судя по тому, что отец рассказал эту историю своему сыну, его не отбраковали. Взяли с собой. Он остался жить. Но какие пропасти войны обнажает эта короткая история и как сплетены в ней смешное и трагическое.

      Смешное