Альманах Международной Академии наук и искусств «Словесность». Том 2. Альманах

Новгородских землях установилась сушь. С Пасхи нет дождя, а лишь ветры-суховеи изводят землю и все живое. Закрутит ветер по проселочной дороге ведьмину свадьбу, хоть нож в него бросай, как встарь, хоть Царю Небесному молись, Утешителю души грешной, – не отступит, погонит он дальше, кружась и пугая все живое, а то и поднимет в небушко в вихре что-нибудь, что на пути попадется. Так-то вот в одной деревне, говорят, целый пруд с рыбой да лягушками в небо унес, вода-то в тучу превратилась, а лягушки с рыбой в другом месте на землю попадали, народ напугали. Новгородцы, и богатые, и бедные, пуще прежнего Богу молиться взялись. Юродивые и знахари на каждом углу стращали приближающимся концом света. Церковники же велели молиться. Ходят исправно старики да монахи к святым родникам с иконами да хоругвями, просят у Господа влаги с небес живительной, но не откликаются небеса.

      – Помню, был я мальцом, была такая жара, что земля трескалась. Трещины не то что в палец, в ладонь были! – прячась от зноя в тени старых лип, рассказывал Афанасий своему сыну Ивану.

      – И как же тогда обошлось? – спросил Иван, укладываясь на землю возле отца.

      – Ох и тяжко было! Начали торфяники дымить да гореть от зноя. Деревни кой-какие сплошь выгорели. Рыба из озер да рек выпрыгивала, вода такая, вишь, была горячая. На Святую Троицу, помнится, как пошел ливень, так земля шипела и парила! А щас-то терпимо еще, – зевнув сладко, сказал Афанасий и захрапел.

      – Да, всяко бывает! В такую жару только в озере сидеть, да не можно, вишь! Надо себя в строгости блюсти! Скорей бы уж осень настала, – пробормотал себе под нос Иван и тоже заснул.

      – Ветер, ветер, суховей, ты печаль мою развей! – доносился приятный девичий голос со стороны озера. – По болотам, по трясине, ты отдай ее осине! Пусть тоскует, пусть дрожит, каждым днем пусть дорожит… – пела девушка необыкновенно нежным голосом.

      Иван, сквозь сон услышав эту простую, но такую манящую и душевную песню, открыл глаза, стараясь понять, с какой стороны она доносится.

      Кони, стоявшие в тени раскидистой ивы, казалось, тоже дремали, склонив головы и изредка взмахивая длинными хвостами, отгоняя надоедливых мух.

      Иван встал и пошел на звуки прекрасного девичьего голоса. В самом укромном месте у берега озера, на камне, уходящем большей частью в воду, подоткнув подол сарафана за пояс, на коленях стояла молодая девушка, ловко полоща белье.

      – Ох, да я тебя, дружок мой ветер, на рассвете рано встречу…

      – Здрава будь, красавица! – сказал Иван, подходя ближе. – Красивая твоя песня!

      – И тебе не хворать, барин! – вскочив с колен и смущенно оправляя сарафан, ответила девушка.

      – Почему одна ты тут? Не страшно ли одной-то?

      – Страшно, барин, да надо!

      – Позвала бы кого с собой. А то мало ли зверь какой рядом рыщет? До деревни-то далеко!

      – Да кого ж позвать-то, коли я сирота? Вот Матушку Богородицу с собой завсегда зову. Она меня и охраняет, от зверья уберегает.

      – Вон оно как! Так-то добре, а то вот и двуногие звери могут напужать