Мама. Алексей Гравицкий

пора.

      А море серое и холодное, а когда-то было лазурным и теплым, и чайки летали. Где вы, чайки? Глупые птицы.

      Как странно все это…

      Часть 2

      1

      Стакан может быть наполовину пуст и так же может быть наполовину полон. Во всяком случае, такая философия допустима. А вот интересно, можно ли то же самое сказать о собственной роже? Хозяин посмотрел в зеркало и окликнул:

      – Мамед!

      – Да, хозяин, – отозвался араб, в ванную комнату он заходить постеснялся.

      – Скажи мне, философ, я наполовину брит? Или наполовину не брит?

      – Вы полностью в ванной комнате, хозяин, – бодро отозвался тот. – И я жду не дождусь, когда вы полностью бритым выйдете к завтраку.

      Хозяин усмехнулся:

      – Тебе не кажется, что в этом есть доля фатализма? – полюбопытствовал он и принялся соскребать остатки щетины. Впрочем, Мамед его вопроса скорее всего не услышал, потому как ответа он так и не дождался.

      К завтраку хозяин вышел через десять минут. Умытым, подтянутым, гладко выбритым, но в халате. На удивленный взгляд Мамеда ответил небрежно:

      – Мне лень. У меня дурное настроение.

      – И кто будет управлять государством, пока оно у вас дурное, господин президент?

      – Тот, кто занимался этим последние пятнадцать лет. Народ.

      – И кухарка может, – процитировал араб. – Ну-ну. А если серьезно?

      – А если серьезно, – хозяин потянулся за кофейником, – я же ничего не решаю. Все решают они. И управляют они.

      – Они не народ.

      – В каком-то смысле и они – народ.

      Кофе горячей черной струей ударил в белый фарфор чашки, заполняя ее, поглощая всю белизну. Черный парующийся кофе.

      – Знаешь, Мамед, я вот о чем подумал. Если в белую чашку налить черного кофе, она станет черной. Но если кофе выпить, она не станет опять белой. Чтобы вернуть чистоту, надо вымыть чашку. Потратить силы и время, а не ждать, что все очистится только потому, что ты выпил кофе и получил удовольствие.

      – Простите, хозяин, – араб снова смеялся одними глазами. – Но метафоры с утра вам не удаются. Что вы хотели этим сказать?

      – Только то, Мамед, что, загадив все вокруг, глупо ждать, что все само собой очистится. Надо брать швабру и отмывать.

      – И уборщица может управлять государством, – язвительно заметил араб. – И привести в конце концов государство к бардаку, который почему-то называют анархией.

      – Что-то ты слишком говорлив сегодня, – проворчал хозяин, без удовольствия пригубив кофе. – Кроме того, я никогда не был уборщицей или кухаркой. Инженером был, книготорговцем, грузчиком, лекции читал в одном смешном университете. А вот уборщицей или кухаркой не довелось.

      Он сделал большой глоток и поглядел на араба:

      – Что сидишь как пень? Набей-ка мне лучше трубку.

      Мамед молча кивнул и взялся за дело. Табак исчезал в чашке, легко придавливался топталкой. Араб обращался с табаком и утопкой споро и умело. Наконец протянул набитую трубку хозяину.