Виноградники в цвете. Соня Орешниковая

нужно вместе с ним прожить не одну и не две недели. Не рвите быстро. Тем более, из-за такой глупости.

      – Вот именно, глупость! – рассердилась я. – Так зачем же ревновать?

      – Ну, он звонил вам вечером, волновался, а утром приезжает, – а тут я вам книжки таскаю. Я его понимаю.

      – О, вы тоже из породы ревнивцев?

      – А вы бы что подумали на его месте?

      Вопрос повис в воздухе.

      – Людям надо доверять, – наконец, выдавила я.

      – А вот вы бы поверили? – спросил Севастьянов.

      – Не знаю, – честно ответила я. – Но дала бы время на реабилитацию. И Петракову это время тоже дам. Не переживайте.

      – Просто бывает, что люди расстаются из-за недоразумений. Это очень печально. – Севастьянов покачал головой.

      – Вспоминаете собственный опыт? – догадалась я.

      – Было дело, – согласился Севастьянов.

      – И что? Не простили? – Ох, язык мой, враг мой.

      – Не в этом дело. Не понял.

      – А что хуже? Не простить? Или не понять?

      – Не знаю. Наверное, не простить, потому что не понять.

      – А ведь можно понять и простить.

      – Да. Или понять и не простить.

      – Философия! – пожала я плечами. – А что, собственно, было у вас?

      Я смутилась своего вопроса. Севастьянов снова с интересом посмотрел на меня.

      – Не понял и не простил, – ответил он.

      Я так и знала! А вот из-за чего не понял? Но не спрашивать же об этом! Нужно же и меру знать, в конце концов! Я взглянула на Севастьянова, поймала его полуулыбку – полуусмешку, пожала плечами. Да, мне интересно! Но мне всегда и все интересно! Пусть не думает ничего лишнего!

      – Это была измена? – все же ляпнула я и покраснела.

      – Даже трудно это так назвать, – протянул Севастьянов, разглядывая мое лицо. – Я считаю, измена – это просто грубое слово. Но факт есть факт. Измена. А почему изменяют? Многое в жизни бывает и все можно понять. Но я не могу понять банальности. Когда просто – захотелось. Без любви и симпатии.

      Мы молча допили кофе. Мне снова стало грустно. Зря я напридумывала себе про Севастьянова. Нравлюсь я ему, как же! Да не нужна я ему сто лет! Фантазерка! Сказочница! Вот про кого он сейчас переживает? Может, он тоже сейчас сидит и думает, – простить или не простить? Понять или не понять?

      – Я чувствую свою вину, Эльга Сергеевна, – ожил Севастьянов. – Я вам все-таки насолил.

      – Прекратите, Максим! А то получается как-то по-чеховски. Как в его рассказе «Смерть чиновника». Помните? «Ах, простите, извините, я вчера, совершенно случайно»… Цитата совсем не точная, но смысл…

      – Да, я понимаю, – Севастьянов улыбнулся.

      – Забудем, – предложила я.

      – Забудем, – согласился он.

      Мне стало совсем паршиво. Осталось только добавить, что мы останемся друзьями.

      – Ну, мне пора, – Севастьянов встал. – У меня сейчас лекция.

      – Да, конечно.

      – До свидания, Эльга Сергеевна.

      – До свидания, Максим.

      Я осталась сидеть