Русский святочный рассказ. Становление жанра. Елена Душечкина

рассказ возникает на основе фольклорного. История этой жанровой разновидности прослеживается в русской литературе на протяжении трех веков – от XVIII века и до настоящего времени, но окончательное становление и расцвет его наблюдается в последней четверти XIX века – в период активного роста и демократизации периодической печати и формирования так называемой «малой» прессы. Именно периодическая печать ввиду ее приуроченности к определенной дате становится, как уже отмечалось, основным поставщиком календарной продукции, и в том числе – святочного рассказа. Особый интерес представляют те тексты, в которых прослеживается связь с устными народными святочными историями, ибо они наглядно демонстрируют приемы усвоения литературой устной традиции и «олитературивания» фольклорных сюжетов. Какими же приемами пользуются авторы, ориентирующиеся на устный святочный рассказ?

      Во-первых, литературный святочный рассказ гораздо больше фольклорного по объему. Удлинение текста вполне закономерно. Устный рассказ, в отличие от письменного, функционирует в естественных условиях: он рассказывается (а не читается) в той самой обстановке, в которой протекает его действие. Слушатели максимально приближены к тексту – они подают реплики по поводу услышанного, реагируют эмоционально и, что особенно важно, с ними уже случались или могут случиться аналогичные происшествия, во что они безусловно верят. Литературный святочный рассказ, напротив, явление искусственное: он существует в отрыве от атмосферы святочных вечеров и лишь более или менее правдоподобно имитирует ее. Поэтому в нем святочному сюжету часто предшествует воспроизведение обстановки «святочной беседы», один из участников которой рассказывает о происшествии на святках. Примеры тому многочисленны: в рассказе И. К. Кондратьева «Заезжий гость» («Развлечение», 1875) во время святочной пирушки деревенский писарь рассказывает о приходе на святочную вечеринку «окаянного», который «изволил пошутить» над его дедом и уморил его до смерти[132]; в рассказе Н. П. Вагнера «Любка» («Новое время», 1882) «добрейший старичок Петр Нефедьич Трутков» в Рождественский сочельник у камина рассказывает о том, как богатый уральский помещик Турчинов во время праздника, устроенного на святках в Таврическом саду, видел провидческий сон[133].

      Во-вторых, фольклорный святочный рассказ, адресованный непосредственно носителям народной традиции, обычно лишен пояснений чисто этнографического и бытового характера – он не разъясняет обстановку, обряды, способы гадания и прочие подробности, и без того известные слушателям. Описание механизма гадания поясняется лишь в тех случаях, когда производится запись рассказа фольклористом, и информант считает необходимым ввести его в курс дела. Так, например, в быличке о «гадании с ложками» вначале дается подробное описание этого довольно редкого способа, после чего передается сюжет[134]; в быличке о «гадании с соломой» рассказчица также дает сначала описание способа гадания[135].

132

* * *. <Кондратьев И. К.> Заезжий гость: Святочный рассказ // Развлечение. 1875. № 51. С. 403–407. См., например: Борисов И. А. Святочный рассказ // Русская мысль. 1885. № 12. С. 112–137; Ге Г. На Севере: Святочный рассказ // Север. 1888. № 52. С. 7–8, 10; Кузнецов-Тобольский. Роковая коврига: Святочная быль // Сибирский вестник. 1895. № 189. 30 декабря. С. 2; Жалудский А. А. Заколдованная хижина // Енисей. 1898. № 152. 25 декабря. С. 1–2; Барнаульский В. Памятный сочельник // Енисей. 1899. № 3. С. 2–3; Лебедев И. «Мольба». Из рассказов о рождественской ночи // Енисей. 1899. № 152. 25 декабря. С. 2–3.

133

Кот-Мурлыка <Вагнер Н. П.>. Любка: Рождественский рассказ // Новое время. 1882. № 2454. 28 декабря. С. 2.

134

См.: РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 149. Л. 22 об.

135

Там же. Л. 23–23 об.