Великое село. Анатолий Елахов

от этого много мрет, – сказал он с грустью.

      – Нам, дяденька, никак нельзя, – отвечал Колька. – Нам на Шаман надо.

      – Жалко вас, без веры живете, без любви, в грехе и жестокосердии…

      – Как без любви? – Поперхнулся Васька. И он вспомнил сразу и маму, и девочку Лару, и Виктора Акимовича, и своих детдомовских друзей…

      – А так, что без любви к Богу никакой другой любви быть не может, – отвечал хозяин. – Как протопоп Аввакум наставляет нас? ««Любити Бога всем сердцем и всею душою, и всем разумом и всем помышлением… Чти родителей, прочих сродников, потом „вся человеки во истину люби, Бога ради…“ «…аще время привлечет и пострадать брата ради по Христову словеси, больше бо любви несть, да кто душу свою за друга своего положит…»

      Васька и Колька долго лежали на сеновале и могли уснуть.

      – А как ты, думаешь Колька, отец мой разве не ради любви к нам погиб на фронте… Разве не положил он душу за друга своего?

      – Я думаю, Васька, твой отец был настоящим мужчиной.

      – А ты бы мог ради веры, ради друга своего войти в огонь и сгореть в нем?

      Колька долго молчал, наконец, выдохнул:

      – Я не знаю, Васька.

      – Я тоже не знаю, Колька. Страшно даже представить.

      Они долго лежали молча без сна.

      – А знаешь, Васька, вот я вырасту большой, и приеду сюда сватать Анютку. – Сказал Покачев. – Как ты думаешь, отдадут ее за меня?

      Лукьянов Кордон

      Малолюдна эта земля. Деревня от деревни на десятки километров, стойбище от стойбища в несколько дней езды на собаках или оленях…

      Кружит над просторами ее неоглядными черный ворон, хрипло грает. Седые замшелые елки стерегут тишину, бродит таежными урманами косматый лесной человек, встает на задние лапы и рвет когтями стволы сосен и кедров, показывая свою силу и власть. Страшно попасть сюда человеку городскому, где на каждом шагу опасность, где следят за тобой напряженно сотни встревоженных глаз.

      Колька шел так, как будто знал это место, как пять своих пальцев. Вскоре меж деревьев образовались явные признаки тропы. Она, петляя между деревьями, вывела их к речке, на которой был устроен заезок. Небольшая речушка была перегорожена частоколом, укрепленным еловым лапником. В этой искусственной плотине оставалось лишь малое место для прохода рыбе, а в самом проходе стояла сплетенная из ветвей ивы ловушка – морда.

      Ребята обрадовались. Место явно было обжито человеком. Было видно, как в морде серебрится попавшаяся рыба. И это тоже был добрый знак.

      Повеселевшие путники сразу ощутили приступ голода и по набитой тропинке пустились дальше.

      Вскоре тайга стала редеть, послышалось фыркание лошади и следом залилась лаем собака. Ее веселый лай благовестом звенел в тайге, отдаваясь в самых ее дальних углах.

      Еще несколько минут хода, и они вышли на уютную поляну, с избушкой посреди ее, крытой еловой корой. На крыше вместо конька сидел живой глухарь, распушив хвост. На лужайке мирно паслась лошадь, а у избушки