Уроки лишнего и нужного. Леонтий Ронин

куда его выгнали?

      – К тете.

      – Лева, а деньги тебе нужны?

      – Нет.

      – Почему?

      – Не надо баловать.

      – Кто сказал, что деньги балуют?

      – Папа.

      – У папы тоже денег нет?

      – У него есть.

      – А кто его балует?

      Лева задумался:

      – Его на работе балуют.

      – Ты тоже работал нынче летом?

      – Да, археологом.

      – Кем?

      – Ну, на кухне…

      – Трудно было?

      – Да не очень.

      – Ты один был поваром?

      – Да, я был один. Другие менялись.

      – Довольны были, как ты готовил?

      – Да, все жали мне руку и говорили спасибо, Лев Николаевич.

      – А ты готовил завтрак, обед и ужин?

      – Да, обед и ужин, а завтрак нет.

      – Почему?

      – Я просыпал на завтрак…

      – Лева, а тайну тяжело хранить?

      – Тяжело. А когда расскажешь кому-нибудь – легче.

      – А какие девочки тебе нравятся? Беленькие или черненькие? Может, та, с длинной косой?

      – Я про косу не помню. А какой у нее был рюкзак?

      – Лева, почему ты не выучил урок?

      – Мария Степановна, вы меня обычно не спрашиваете, вот я и подумал, не спросите же…

      – Лева, составь предложение со словом «лето».

      – Вот и снова прошло такое короткое лето.

      – Лева, ты далеко?

      – В туалет, Мария Степановна, я не хотел вас беспокоить…

      Слово, которое не произнес, и молчаливый мне ответ – оба услышали: он потянулся ко мне.

      Я не мог его предать.

      И помочь – не могу.

      Сейчас его уведет высокая женщина с грубыми руками.

      Он опустил голову.

      А поднял лицо, мокрое от слез, впору тоже было зареветь.

      Она смилостивилась; или помучить напоследок?

      Позволила нам еще, совсем немного.

      …в сон приходил сын, не успевший увидеть свет.

      На цыпочках сидит человеческий клубочек, светлые кудряшки, пальчики тянет потрогать синенький цветок…

      Крик новорожденного – лишили теплого гнездышка…

      И на бюст сильный пол смотрит, может, невольно, первый рефлекс детства – грудь матери…

      Детей любим – свое прошлое…

      Тянется к затонированному окну лимузина, шумно дышит на стекло и пальчиком, по запотевшему – каляки. А девочка, по снегу бокового стекла, пальчиком тоже, сердечко – оно улыбается и глазки…

      Громко и шумно:

      – Ой!

      – Что с тобой?

      – Влюблена!

      И хохочут обе.

      У калитки мальчуган, отцовские сапоги, плащ до земли.

      Шаркает подошвами, догоняет, встает на пути и, глядя в сторону, простуженно хрипит:

      – Ты сто без сапки? Потерял сапку, да?

      – Ты меня любишь? Тогда поцелуй в лобик.

      Тянет губы к ее лбу.

      – Да нет, в другой лобик. Где мама целует и говорит люблю.

      И опускает… трусики!

      Мальчик покраснел.

      – Так ты меня не любишь?

      Восемь с половиной им.

      На