Колкая малина. Книга вторая. Валерий Николаевич Горелов

лодка сама по себе,

      К берегу прижатая слабеньким накатом.

      Месяц отражается в серебряной воде,

      И губы твои пахнут горьким шоколадом.

      Я был когда-то тайно покрещённым,

      Потому и чувствую этот аромат.

      На циферблате цифры светятся зелёным,

      И поёт без передыха дальний перекат.

      Мгновения, как искры, рвутся из костра

      И умирают, превращаясь в пустоту,

      И отражают твои синие глаза

      Из космоса светящую звезду.

      Но тает, плача, горький шоколад,

      Его как дым глотает темнота.

      Всё, что было, не тянуло на свадебный обряд,

      И тенью стала твоя белая рука.

      Сентябрь уже скоро подкрадётся,

      И, наверно, обмелеет дальний перекат.

      На циферблате стрелка без счёта повернётся,

      И кто-то загадает желанье в звездопад.

      Нашу ко́су жизни чувство заплетает,

      Ведь даже ночью горизонта видится черта.

      Ты кого-то обнимаешь, и он тебя вдыхает,

      И расплетается моей судьбы коса.

      Утро мудренее

      Я сегодня встану раньше петухов,

      Неумытый выйду на крыльцо,

      И под крики дальних поездов

      Ещё раз прочитаю вчерашнее письмо.

      Оно во мне за ночь, как хмель, перебродило,

      Одновременно и глумилось, и страдало.

      Время всё давно перекроило,

      И ничего на исправление не прислало.

      Уличный фонарь, как нимб без головы,

      Буквы разгоняет по листу.

      Никто не скорректирует собственной судьбы,

      Зубами зацепившись на краю.

      Она была когда-то наважденьем,

      Заслонившим весь реальный мир,

      А выгодно уйдя, осталась сновиденьем,

      Но время, как известно, – лечебный эликсир.

      Лишь узенькую щель заря нарисовала,

      Петухи гребнями начали трясти.

      Память – это книга без конца и без начала,

      В ней многих можно не узнать и много не найти.

      Не было руки, которая писала,

      Потому и нечего было целовать.

      Она письмо на принтере набрала,

      Боясь, что её могут опознать.

      Хандра

      Чем тебе не повод до судорог напиться,

      Когда всё кругом становится хандрой?

      Но как-то получилось удивиться,

      Что осень тоже водку пьёт со мной.

      Она вилкой ковырялась в жареной картошке

      И была настроена молчать;

      Дождь пиликал на губной гармошке,

      И мне хотелось ей вопрос задать.

      Она пила и никого не замечала,

      А в щель дверей сочились холода.

      Она даты календарные сверяла,

      Понимая, что увянет к началу декабря.

      Паутинки лета сбились по углам,

      Их уже не ловят тёплыми руками.

      И, отставив рюмку, от нас ушла мадам,

      Полыхнув по полу сквозняками.

      Я рад, что воздержался от вопроса,

      Похоже, будет ранняя зима.

      С природы не бывает никакого