Филфак. Алиса Гордеева

эту секунду. Шестаков тоже молчит, внимательно наблюдает за пациентом и кивает каким-то своим мыслям. Соколов (ну он же Соколов, правда?) тяжело дышит и бессмысленно смотрит в одну точку, а потом внезапно начинает сотрясаться в очередном приступе смеха.

      – Я еще и баянист?

      – Илья! – впервые называю его по имени, но оно пока слишком чужое для парня. Он меня не слышит. Впрочем, вряд ли он сейчас вообще способен кого-нибудь услышать.

      – Ботан-филолог-баянист из Дряхлова?

      – Да. – Внутри все сжимается от щемящей грусти и непомерной жалости: мало того что парень ничего не помнит, еще и правда оказалась ему не по душе.

      – Есть что-то еще? – сквозь смех доносится его разочарованный грубоватый голос. – Ну давай, удиви меня! Может, я чемпион по сбору картошки? Или лучший исполнитель частушек? А может, моя корова дает больше всех молока? Ну, Пуговица, чего молчишь? Разрешаю меня добить!

      – Илья, возьмите себя в руки! – безрезультатно подает голос главврач, а мне жаль, что парень сам не дочитал свое дело до конца, тогда, быть может, так сильно не веселился бы.

      – Из родных у тебя только бабушка, но она осталась в деревне, а ты переехал в город и сейчас живешь в студенческом общежитии, точнее, в конце августа заселился и сразу пропал.

      Мне кажется, или больничные стены дрожат в такт гомерическому хохоту парня? Впрочем, его дикий, необузданный смех смолкает так же внезапно, как и начался.

      – Скажи, что это дебильный розыгрыш! – Отшвырнув папку в сторону, Илья пристально смотрит на меня, и наши взгляды встречаются. В его небесно-голубых глазах искрится надежда и немая мольба. – Тогда неудивительно, что я забыл свою жизнь.

      Четыре пропущенных от Артура и от него же тонна ворчливых смайликов в мессенджере – я и забыла, что Царев ждет меня на парковке. Едва не спотыкаясь, несусь вниз по лестнице и, благодарно кивнув санитарке, спасшей меня от провала, выбегаю на улицу. И вроде должна радоваться – миссия студкома выполнена, но в глазах стоят слезы, мутной пеленой искажая обзор. Казалось бы, чужой человек – чужая судьба, какое мне до всего этого дело? На то пошло, у меня своих проблем выше крыши: отца снова уволили с работы, Артур дуется второй день, что предпочла задание студкома его трепетным чувствам, да и по учебе с первых дней полнейший завал. Но нет же! Растроганная неприкрытой беспомощностью этого обворожительного здоровяка-блондина думаю только о нем.

      – Ну наконец-то! – выдыхает Артур и, не дождавшись, пока я пристегнусь, заводит мотор серебристого седана, подаренного ему отцом на двадцатилетие. – Нашла ущербного?

      – Кого? – растерянно переспрашиваю я, не зная, куда деть руки и спрятать мокрый от слез взгляд.

      – Кого-кого! – бурчит Царев, выруливая на проспект Мира. – Соколова, разумеется.

      – Нашла. – Зажимаю ладони между коленками и отворачиваюсь к окну.

      – Ань, мне из тебя каждое слово клещами тянуть?! – ерепенится Артур. – Тебя три часа не было. Думаю, я заслужил чуть больше конкретики.

      – Соколов лежит в отделении токсикологии.