Жуга. Осенний лис. Дмитрий Скирюк

игроки, наёмники и жулики всех мастей – двери были открыты для всех и каждого, но сейчас лишь дюжина матросов заявилась промочить глотки. Ближе к огню шла игра – там бросали кости, спорили и безбожно ругались. Четверо рыбаков за столиком в углу обсуждали свои дела. Изредка кто-нибудь косился на викинга и поспешно отводил взгляд: Яльмар опрокидывал кружку за кружкой, молча напиваясь в угрюмом одиночестве, и в компании, похоже, не нуждался.

      Дверь скрипнула, отворяясь, и с шумом захлопнулась. В таверне заоглядывались.

      Вошедший не был моряком. Не был он и горожанином – худой, нескладный парень лет двадцати, безусый и безбородый; он вошёл, неуверенно озираясь, и, завидев камин, направился к нему.

      Погода, похоже, и не думала исправляться. И обувь, и одежда у странника промокли насквозь. Спутанные рыжие волосы свисали липкими сосульками. Шляпы он не носил: старый нагольный тулуп, холщовая рубашка, штаны да пара башмаков – вот и всё имущество. Он постоял у огня, грея озябшие руки, затем стянул набухший водою полушубок и уселся на скамейку поближе к очагу с явным намерением обсушиться.

      Хозяин таверны смерил незнакомца презрительным взглядом – беднота! – и вразвалочку подошёл к нему.

      – Чего надо? – с кривой ухмылкой спросил он, уперев кулаки в стол.

      Пришелец медленно повернул голову. Взгляд его пронзительно-синих глаз был холоден и равнодушен.

      – А что предложишь? – в тон вопросу прозвучал ответ.

      Кабатчик плюнул в огонь.

      – Рыба, пунш, солонина и пиво. Если не нравится, можешь убираться ко всем чертям. Если есть чем платить – сиди. Ну?

      – Рыбу, – помедлив, сказал тот. – И хлеба.

      – Две менки.

      Рыжий разжал ладонь. Две мелкие монетки легли на неровные доски столешницы. Хозяин сгрёб их волосатой рукой и замешкался на миг, взглядом зацепив диковинный браслет у парня на запястье – вещица была грубоватой работы, но чёрный камень, оправленный в тусклый зеленоватый металл, завораживал затейливой игрою красных сполохов. Ничего не сказав, кабатчик угрюмо кивнул и скрылся за кухонной занавеской, где скворчало и шипело и откуда в таверну ползли облака маслянистого чада. Вскоре он вернулся, неся обгрызенную деревянную миску с золотистым рыбьим боком и сухую лепёшку.

      – На.

      Парень кивнул, отломил от лепёшки изрядный кусок и принялся за еду.

      – Хей, приятель!

      Странник повернулся на голос. Два матроса, уже изрядно поднабравшиеся, устраивались на скамье напротив.

      – Ты откуда такой рыжий? Нездешний, да?

      Тот молча проглотил кусок и отломил другой. Приятели переглянулись.

      – Хей, тебя не учили здороваться?

      Парень поднял взгляд.

      – А тебя?

      За соседним столом послышались смешки. Один из матросов, который пониже, побагровел и сжал кулаки.

      – Ну, ты…

      – Погоди! – осадил его второй – долговязый малый с серьгой в ухе и синеватой наколкой на руке. Ощерился щербатой ухмылкой и вынул из кармана