Фломастеры для Тициана. Вета Ножкина

этого и пришёл хрустящий болоньевой курткой с фонариком. Посветил, посветил, а Писк на него, как собака кинулся – защищал свою территорию. А он – этот хрустящий – говорит:

      – Ты прости, что тебя к себе взять не могу… У нас таких трое… Ты вот на – покушай, тебе сейчас надо хорошо питаться, – и поставил красивую красную чашку, полную всяких вкусных кусочков.

      Потом, на следующий день, другие шаги были – лёгкие, и появилась большая коробка, и ещё кусочки прибавились. Сашка с Писком лакомились, и даже наедались. А кусочки стали приносить каждый день – утром и вечером. Утром – Хрустящий, а вечером – Лёгкая.

      Жители подъезда всё больше ругались, что подъезд провонял. А тётка, которая махала тряпкой по полу, как-то устроила крик. Она кричала: – Не буду больше полы мыть! За такие копейки-то! Надоело мне эту вонь терпеть!

      И ещё подслушал Сашка:

      – Слышь… ты, добродетель, чё подкармливаешь кошку? Если жалко – ну, и забрал бы себе! – говорил противный, скрипучий, как хлопающая на ветру дверь, голос.

      – А ты чего на меня наезжаешь? Вот ты возьми и забери… – это говорил тот, что приходил – Хрустящий с вкусными кусочками.

      – Вот не подкармливал бы, она бы давно отсюда сбежала. А теперь она ещё и беременная… – зло отвечал Скрипучий.

      – От меня что ли?! Слушай, иди отсюда, воспитывай свою шантрапу.

      – Это ты кого шантрапой назвал? Да я тебе…

      Сашка закрыл поплотнее уши, чтобы больше не слышать, что происходит там, за подвальной дверью.

      А на улице уже встали морозы, да такие, что Сашке в его плащике было уже не по сезону шастать по двору. И одного раза хватило, чтобы Сашка заболел. В бреду маялся несколько дней за своей ширмой. Писк грел Сашку, как мог, притаскивал ему хрустящие кусочки. Через какое-то долгое время Сашке стало немного легче, но слабость была такая, что он не мог вставать. И как-то утром услышал подозрительное шебуршание сначала за дверью, а потом и совсем рядом.

      – Давай, по углам свети, я вдоль стены уже насыпал, – говорил противный голос.

      – А ты хорошо заправил корм? А то вдруг не поможет! – сказал другой незнакомый голос.

      – Да, нормально! Мне сказали – что даже нескольких кусочков хватит, чтобы эта тварь отравилась… Фу… хорошо, что хоть противогаз одел.

      К вечеру Писк не пришёл греть Сашку. И утром не пришёл.

      Сашка, ещё совсем слабый, на ощупь стал пробираться к выходу. Около двери он нащупал руками что-то липкое, и, щупая дальше, обнаружил уже охладевший комочек. Это был Писк. Сашка почувствовал, как у него из живота потянулся наружу стон. Сашка облокотился о стену и столько так сидел и выл – не помнил.

      Дверь в подвал резко распахнулась, и на пороге оказалось чудище. У него не было лица, а были большие круглые очки, и вместо рта – железная коробка. Сашка испугался, закричал и рванулся вперёд – прямо на чудище.

      – Ах, ты, собака… Пригрелся здесь… Так это от тебя вонь… – как в бочку, страшно кричал противный, как хлопающая дверь, голос.

      Дверь на улицу распахнулась, и мощные